Читаем Тряхнем стариной! полностью

Тряхнем стариной!

Банник схлопнулся, пар начал рассеиваться, я вздохнула полной грудью и села. Голова немного плыла, тело горело и — черт меня подери, в смысле иносказательно, тут же поправилась я, а то еще батя Анчуткин явится, — зачем Яга-дура яблоки лопала? Нет, молодость оно хорошо, конечно, но вот прямо сейчас я не чувствовала никакой разницы. Вообще никакой. Триста лет или тридцать, какая проблема?

Я переоделась в то, что принесла с собой, то есть в ночнушку. Ну, что было, то и надела. Я же спать собиралась, а не государственные вопросы решать. Точнее, так: меня не сами цесаревичи интересовали и сопредельные государства, а то, как мне из всего этого выйти с наименьшими потерями. Кот и Анчутка с его информацией могли помочь разобраться. Я иначе ведь не засну!

Вышла наружу, расплываясь в совершенно идиотской улыбке. Вот так баня! Ну двести семьдесят, конечно, вряд ли, но лет пятьдесят точно как не бывало! Я потянулась, отмечая, что даже двигаться стало легче! Нет, банная терапия — то, что мне сейчас было нужно. И никаких больше поставок из непроверенных источников, ну нафиг.

На небе плавала огромная луна, кажется, она стала больше и ближе. Лес как тени призраков колыхался в ее свете, шептался о чем-то, и казалось, что между деревьев ходит кто-то, не решаясь выглянуть… Ну или не казалось, но мне даже страшно не было. Триста лет жила и еще проживу, не леса мне надо бояться, ой, не леса!

— Ай, румяная красавишна! Что, сестрица, пойдем вкушать? — передо мной обозначился Анчутка, и я понятия не имела, где он такой стог надергал, но хватило бы трав не только на одного мужика, а на целую роту. — Глянь, какие я приправки-то подобрал, вот эта, — он помахал перед моим носом веточкой, пахнущей словно перцовой мятой, — и вот эта, — еще одна веточка, вроде корица на вид, а на запах как бергамот, хотя откуда бы они тут взялись, — по рецепту бати. «Грешник кающийся». Недавно изобрел, тебе понравится.

— Я тебе сказала что? — рявкнула я. — Никаких грешников мы есть не будем! — Я подумала. — Курей вон где-нибудь возьмем и делай с ними что хочешь.

— Ой, да что же ты, матушка, такая суровая, — запричитал Анчутка. — Да не человечина это, а гусятина. Есть у тебя гусь?

— Наверное. А при чем тут тогда грешники? Где ты видел кающегося гуся?

— Нигде. Так не важно, из чего оно сделано, важно, как называется!

Анчутка, похоже, даже обиделся за семейный подряд, а я махнула рукой. В самом деле, «Секс на пляже» — это явно не песок с неподходящими компонентами.

— Ты одно пойми, сестра, — вещал он, скоренько подкидывая ножки и аппетитно виляя задом с хвостом. Шел-то он впереди меня к дому, так что я все оценила. — Дивы-то шептались, что в Кудымском царстве неспокойно, ведьмовство изжить хотят, ведьм изничтожить. А куда то годится? Ведьма, она ведает!

Анчутка остановился, почесал хвостом затылок, поднял пальчик многозначительно, а потом быстро взбежал на крыльцо.

— Видал я такое близ ханства, что с Кудь-Кудымскими горами граничит. А там многое видал… нехорошее… Это что там, ась?

Он прямо перед дверью со своей охапкой вытянулся и прислушался. А я подумала — младенец проснулся. Теперь так и будет орать, и никакая Скарапея не справится. Но нет, звуки доносились откуда-то из подвала.

— Ай! — оторопела я, отпихнула Анчутку и поспешно — ну как могла! — протиснулась в дверь. Это же кот там из мужика моего запасы на зиму делает!

Ну или мужик из кота. Я не сказала бы наверняка, кто из них помощнее.

— Что там, что там? — затолкался Анчутка, а я тем временем рассматривала Скарапею. Она уже была не в виде змеи, а в виде красавицы, стояла суровая, младенца к груди прижимала, корона на голове сверкала, как и очи ее дивные. Кивнув Скарапее и мельком подумав, что — прибита она у нее, что ли, корона, — я замешкалась и обернулась к Анчутке.

— Где подпол? — рявкнула я, а он потыкал пальцем куда-то вниз. Ага, я и без тебя могу догадаться, что не на чердаке, хоббит, блин.

— Мря-а-ау!

— Бу-бу-бу!

Пара ударов и что-то полетело — наверное, с полок. Я начала всматриваться, где там, может, коврик сдвинут или половица, надо же спасать моего кота, а Анчутка тем временем как-то не то загадочно, не то заторможенно произнес:

— Ягушка, а Ягушка. А ну-ка вынь-ка мне этого молодца.

— Зачем тебе? — огрызнулась я. Дырку я нашла. Только вот как в нее мужика пропихнули, я потом у кота спрошу, если выживет, а моя корма точно застопорится.

— Помазанника чую я, — выдал Анчутка сдавленно, я обернулась к нему и уставилась. Ты чего несешь, магистр Йода?

— Думаешь, кот его уже обмазал чем? — непонимающе переспросила я. В принципе, ор тогда объясним. — А что, противопоказано?

— Вот дурья башка! — хмыкнул Анчутка. — Я же бес. Моя вотчина — грешники. А кто непогрешим? Попы да помазанники. — Я все еще ни черта не понимала. Ну и ни беса тоже. — Цесаревич у тебя в хате, Яга!