Тряхнем стариной!

— Это Змей развлекается. Его Гордей привел, — пояснил Антилох. — Что пропадать-то добру такому? А сила мощная, ни один ворог не дернется… — и он захихикал, что при его голосище выглядело реально жутковато.

— Он же летать не может и зубов давно нет, — пробормотала я. — Нафига он тут?

Но мне никто не ответил. Так что стояла я, всем ветрам открытая, штаны широкие развевались, волосы трепыхались, в общем, готова и к труду, и к обороне, только ссыкотно немножечко.

— Давайте-ка к Полозу, — скомандовала я змейкам шепотком. — Пусть там, под покровом леса, встанут с Енотием да Кощеем, а как я рукой махну, так выносите… ой, Скарапеюшка расстроится…

Да и самой мне было… ну, не по себе. Особенно как подумаю, что та Яга преспокойно бы Изечку нашего ам. Какая ей была разница, помазанник или нет? Фу такой быть. И не в наследнике даже дело, а с другой стороны — ну, такая вот у Яги среднестатистической суть. Это как крокодилу пенять, что он телят жрет. 

Да, вот нашла место удариться в воспоминания, пнула я себя. Тут судьба всего мира решается, а я оправдание Ягам ищу. Это от нервов все, они у меня не железные…

Главное — не выглядеть истеричной теткой, потому что ладно Яга-которая-прежняя, там на маразм списать можно, а мне теперь придется марку держать, вон как мужики зенки-то повылупляли, повернуться боязно даже. Они тут, небось, голодные… 

Но пялились на меня бравые вояки недолго. Что-то повеяло ветром, гул какой-то раздался, кот шмыгнул мне под ноги, Антилох репу под короной почесал. Все бошки посворачивали, а я медлила — ну что за задница опять назревает? Можно мне уже спокойного житья?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Прямо на нас надвигался дракон.

Не, не тот, который Аспид, слава… ну, кому-нибудь. Другой. Мощный такой, трехголовый. Из леса кто-то заголосил — Енотий, судя по децибелам и четвертой октаве, но недолго, видимо, от Кощея сразу по ушам получил. 

— Кто это? — прохрипела я. 

— Змей Горыныч, — ответил кот. 

— А на нем кто?

— Откуда я знаю? Мужик какой-то.

Ну, я и сама видела, что мужик. Но не «какой-то» — это кот из зависти, хоть он и кот. Ого-го какой мужик! Кощей там не стоял даже рядом… не говоря уже про Аспида. Или наоборот. Вот Полоз мог бы, в принципе, посоперничать.

Ну, не тридцать лет мужику. Шестьдесят, наверное. Но в плечах широк, волосы густые, глаза синие — на какого-то актера похож, знала бы я их по именам еще, хотя кому это здесь надо. Змей спустился, слегка расшугав оборону, причем с двух сторон, Антилох голову вздернул, кот притих, мужик слез, царю слегонька так поклонился.

Что интересно — Антилох тоже башкой покивал. Довольно почтительно.

— Так где? — спросил погонщик Змея. — Уговор есть уговор. Я тебе подмогу, ты мне внука.

Чего? У меня аж челюсть щелкнула. Внука?

— К Яге вон, — кивнул Антилох. — Она твоего внука от смерти спасла. 

Красавец нервно на меня покосился, мол, знать не знаю и, главное, не хочу. Ничего себе заявочки! Я, милый, между прочим, тут на границе стою и вообще самая главная!

— Давай Ягу, — величаво согласился он. На меня опять ноль внимания. — Раз спасла — и награда царская будет.

Я обменялась взглядом со Змеем. Ну… или Анчутка что попутал, или этот хитрый чещуйчатый и правда и вес скинул, пока по царскому указу да хитрости в тюрьме сидел, и подкачался. Окей, этот гордец и шовинист еще и умен. Ну, допустим.

— Никто меня не дает, стою на границе, сама прихожу, когда нужным считаю, когда не считаю — не прихожу! — О, как я завернула! — Я и есть Яга, а вот ты кто такой?

— Гордей, самодержец Тридевятый. Аль не признала?

— И ты не признал. 

Так, ситуация немного зашла в тупик. Вот что я с этим мужиком, тьфу, царем препираюсь? Мне Антилох его личность подтвердил, а того имя обязывает не быть лохом! Если что, на него все свалю, пусть сам разбирается!

И я махнула рукой. Ой, пожалела сразу. Но махнула. Уже разрубить этого Гордея пополам вместе с его узлом! И стояла, еле слезы сдерживала. 

А все смотрели, как из леса выходит Енотий с младенцем. Ну да, правильно, попа отправить самое то, не Анчутку же, не Кощея! Изечка плакал — еще бы, оторвали от няньки любимой, он и у Полоза-то, наверное, тосковал… 

— Ратиборушка! — кинулся к младенцу Гордей. — Внучек любимый!

Ну, тоже ничего имя, хотя Енотию вон не понравилось. Интересно, этот Гордей детей вообще любит или просто родная кровь?

О чем я вообще думаю, при чем тут другие дети? Ясен-красен, он царь, ему наследника вернули, вот и радуется!

— Так что, — повернулся ко мне Гордей, ага, типа одолжение сделал, — проси у меня что хочешь, Яга.

Да? Руку и сердце…

А можно было бы так пошутить. Руку на обед в суп, сердце под сливочным соусом.

— Кудымского царя прогони отсель! — я придала себе величественный вид. — Он мне нервную систему портит одним присутствием.