Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Ваше последнее письмо, поднявшее целый пласт проблем, связанных с реализмом-символизмом, иносказанием, аллегорией и тому подобными важнейшими понятиями и феноменами истории и философии искусства, возбудило во мне сразу множество параллельных и около-ходов, которые нуждаются в неком досуге для спокойного осмысления и вербализации. Темы все очень важные для всех нас. Тем более что я, так же как и Вы, не уделял в зрелом возрасте достаточного внимания реализму, но в последние годы с большим интересом присматриваюсь и к нему.

Увы, эта весточка не есть результат вожделенного спокойного досуга и осмысления. Его у меня пока нет, хотя поднятые проблемы запали в душу, и, надеюсь, мы их еще подробно посмакуем. Мне предложили переиздать «Эстетику блаженного Августина», увидевшую свет 20 лет назад с большими сокращениями. И я спешно занялся доработкой рукописи, что полностью отвлекло меня от всей современности.

Эта же записочка направляется к Вам с двумя целями. Во-первых, чтобы сообщить, что Ваш собеседник не только читает с радостью Ваши послания, но и постоянно размышляет (пока имплицитно) над поднятыми в них темами. Во-вторых же, верстальщица сообщила, что наконец завершает (надеюсь, это не первоапрельская шутка) работу над текстом и в ближайшие дни пришлет нам готовый набор, который Вы сейчас же получите для спокойной и окончательной вычитки. Это приятная для всех нас весть.

На этом спешу откланяться до новой более удобной оказии.

Дружески Ваш В. Б.

265. В. Иванов

(03.04.13)

Дорогой Виктор Васильевич,

отзвук Ваших блаженных занятий блаженным Августином дошел и до берлинских пространств, побудив меня этим постом перечитать кое-какие творения сего великого мужа. Вот как после этого отрицать телепатию и общение душ, разделенных приличными расстояниями, но связанных узами духовного братства. Замечательно, что Вы сможете опять погрузиться в мир мысли Августина, пропитанный неоплатонической мудростью. Собеседники будут терпеливо ждать Вашего возвращения из этого солнечного мира в нашу виртуальную келью, где ведутся разговоры о Сегантини и Бёклине.

Тем более им есть, чем заняться. Вчера вечером получил верстку. Сегодня начал распечатывать свой текст. К какому сроку надо его сдать с моими поправками (если буде в том нужда)? Оказия будет только в мае.

Желаю Вам приятно провести время в Карфагене.

Сердечно Ваш В. И.

P. S. Посылаю Вам довольно любопытный рисунок трехлетнего мэтра…

О лингвистических и иных маргинальных подходах к канону

266. В. Иванов

(27.03,17.04–14.05.13, получено 04.06.13)

Дорогой Виктор Васильевич,

можно только приветствовать Ваше благочестивое намерение направить наш виртуальный «Арго» к византийским берегам. Там и теплее, и роднее, и уютнее, не то что сумрачные лабиринты, в которых — того и гляди — нарвешься на встречу с Минотавром. Даже овеянный альпийскими ветрами Сегантини или меланхолический Бёклин не способны даровать душе такого удовлетворения, которое дает анагогическое созерцание средневековых икон. Поэтому охотно обращаю свой взор в предложенном Вами направлении.

Вопрос о значении канона для православного искусства представляется и мне одним из важнейших. Поэтому с особой тщательностью — с самого начала — надлежит уточнить смысл используемых собеседниками философских и теологических понятий. Нужно благодарить Бога за то, что нам предоставляется возможность проводить такую работу в касталийском духе, когда собеседники — даже, если они иногда — для разминки — и обмениваются цап-царапками, — никогда не теряют ясного сознания принадлежности к одному и тому же братству, не имеющему никакой другой цели, кроме познания Истины, достигаемого в эстетическом опыте. Познание же Истины в сфере Красоты означает жизнь в Ней. А когда мы живем в Истине, постигая единство эйдетического мира, то нет места и разногласиям принципиального характера при полном допущении индивидуальных вариаций на общую тему, способных восприниматься как непримиримые противоположности лишь до тех пор, пока в своих касталийских лабораториях мы еще не достигли чаемого метафизического синтеза.

Итак, поговорим о каноне.

Мне кажется чрезвычайно продуктивным Ваше предложение рассматривать «канон в его эстетическом модусе» на двух уровнях: макро— и микро-. На макроуровне канон, согласно Вашему определению, представляет собой иконописную модель, в более узком значении — иконографическую схему.

Первый вопрос (для уточнения): как правильно понимать выражение иконописная модель? Вы имеете в виду прообраз (архетип), возводить к которому анамнестическим путем должна икона? Или некий первоявленный образ (уже написанную икону)? Определение модели как иконописной заставляет принять второй вариант, но мне почему-то кажется, что подмоделью Вы имеете в виду и духовный прообраз. Так?