Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Открыв «Наоборот», я почти сразу же натолкнулся на когда-то отмеченное, но совершенно забытое многостраничное и предельно эстетское описание Гюисмансом от имени своего героя Дез Эссента двух работ (маслом и акварелью) на сюжет «Саломеи» Гюстава Моро. Как Вы помните, в нашем Разговоре длиною в год[92] я тоже достаточно подробно (не настолько, конечно, как Гюисманс) проанализировал эту картину. И сравнивая эти два описания сейчас, я вдруг подумал, что неплохо было бы вообще как-то поговорить нам с Вами на тему эстетства, или эстетизма, в ауре которого творили все символисты. Попытаться определить его место в пространстве эстетического опыта, которым мы много занимаемся последние годы.

Для начала я хотел бы привести эти два текста, начать размышлять о них и таким образом попытаться втянуть и Вас в этот разговор. Возможно, эта тема даст нам основания для нового прочтения текстов Гюисманса, да и других чистых эстетов того времени.

В нашем диалоге речь зашла об изображении чуда как одного из факторов духа символизма.

«Н. М.: Вот, например, то самое „Явление“ (или „Видение“) Постава Моро (1874–1876). Интересная вещь. И дух символизма, вероятно, во многом определяется здесь уже самим фактом чуда — явления (видения) отрубленной головы Иоанна Крестителя Саломее.

В. Б.: Отчасти, да. Но только отчасти. Чудо можно изобразить и очень реалистично. В нем самом по себе вроде бы и нет никакого символизма. Во всяком случае, художественного. Оно — свидетельство онтологического уровня о метафизическом мире. Тоже своего рода символ, но религиозный, а не художественный. Чтобы чудо вошло в сферу нашего эстетического опыта, оно должно быть особым образом выражено, именно художественно выражено. И выражено оно может быть, подчеркну еще раз, по-разному. У Моро, по-моему, дано именно явление метафизического мира в мире чувственно воспринимаемом, в том, который обыденное сознание считает реальным. В иконе оно выражается совсем по-иному и тоже художественно. Еще один тип выражения чуда — в классицизме и т. д. Между тем, как Вы заметили и по этой книге (речь идет об альбоме о символизме, в котором Н. Б. и В. В. рассматривают иллюстрацию картины Моро. — В. В.), сюжет Саломеи активно привлекал символистов — и художников, и писателей, и театральных деятелей. Вспомним „Саломею“ Уайльда (1893 — подчеркиваю год, чтобы показать, что Моро не находился под его влиянием) и ее многочисленные постановки в начале прошлого века по всей Европе, включая Россию. И в живописи конца XIX — начала XX вв. очень много образов Саломеи. В том числе и символистских. Сразу на ум приходят известные работы Штука, Климта, Бёрдсли. Однако, пожалуй, только Моро уделил Саломее особое внимание. Он на протяжении ряда лет разрабатывал эту тему. Есть и его рисунки, и акварели, и масляные работы с ее образами, но полотно из музея Моро, несомненно, самое сильное в этом ряду. И наиболее символистское по духу.

Гюстав Моро.

Явление.

1874–1876.

Музей Гюстава Моро.

Париж