Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Излишне напоминать, что этот неоднократно появляющийся в речи Саломеи образ не мог иметь ничего общего с обликом пророка, жившего в пустыне, питавшегося акридами, ходившего в верблюжьей шкуре, а теперь томящегося в темнице Ирода. Он скорее соответствует его эйдосу, существующему в замысле Господа, что значительно усложняет и обогащает художественную образность вроде бы очень простой, хотя и предельно абсурдной интриги. Эстетизм работает здесь на какую-то глубинную художественную символику, и мы ощущаем ее даже при чтении текста, но в еще большей мере она должна была ощущаться при исполнении этой роли великими актрисами прошлого. Как известно, пьеса была написана Уайльдом специально для Сары Бернар, но если бы Уайльд знал Алису Коонен, которая в 20-е годы играла Саломею в театре А. Таирова, то он мог бы с еще большим основанием написать ее и для этой потрясающей актрисы. Даже по фотографиям и воспоминаниям современников понятно, насколько ей удался образ этой коварной, таинственной и какой-то хтонической красавицы, являющей нам некие сокровенные тайны древнего мифологического сознания.

Практически сразу же по появлении пьесы на английском языке в 1894 г. ее проиллюстрировал величайший эстет в графике Обри Бёрдсли. А вот его иллюстрации утратили глубинный библейско-мифологический тайный смысл и являются великолепным примером чистого эстетизма, как и многие другие его графические листы и иллюстрации, в частности к «Лисистрате» Аристофана. Творчество Бёрдсли особенно ярко показывает, что красота в эстетизме практически всегда есть выражение игрового эротизма от самого утонченного, предельно рафинированного, с каким мы встречаемся, например, в иллюстрациях К. Сомова к «Книге маркизы», до, нередко, достаточно брутального, чувственно эрогенного, сексуально заостренного (например, «Саломея» Штука и др.). Между тем образ Саломеи от Моро через Гюисманса до Уайльда несколько выпадает в этом плане из общей картины эстетизма. Здесь сама тема увела эстетское сознание в пространства символизма. Для эстетизма более характерны изысканно прекрасные иллюстрации Бёрдсли или графика мирискусников К. Сомова, А. Бенуа, М. Добужинского. Поэтому для эстетически чутких людей, проводящих существенную часть своей жизни в пространствах эстетического опыта, эстетизм является сферой блаженного отдыха в райском саду прекрасных цветов, утонченных линий и изысканных ароматов.

Алиса Коонен в роли Саломеи в пьесе О. Уайльда «Саломея».

Постановка А. Таирова.

Камерный театр. Москва.

Фото. 1917

Алиса Коонен в роли Саломеи в пьесе О. Уайльда «Саломея».

Постановка А. Таирова.

Камерный театр. Москва.

Фото. 1923

При этом не стоит забывать, что и весь символизм в той или иной мере пронизан эстетизмом. Не случайно в своем фактически манифестарном эстетском романе «Наоборот» Гюисманс так много внимания уделил картинам Моро, а большинство выставок символизма, монографий и энциклопедий включают в символизм и множество произведений представителей вроде бы чистого эстетизма вроде Бёрдсли, Климта, Шиле, художников Ар нуво, Югендштиля, Сецессиона, «Мира искусства».

Я не буду больше цитировать Гюисманса в достаточно неуклюжем переводе, имеющемся у меня под рукой, но напомню вам, дорогие коллеги, что роман «Наоборот» весь состоит из бесчисленных эстетских описаний содержимого дома Дез Эссента (знаково-символическое имя, не так ли? Означающее, видимо, сущность, квинтэссенцию эстетизма, переходящего в некое болезненное состояние; или как следствие этого болезненного состояния души? Декадентской души). Читая роман, мы постоянно погружаемся в многостраничные описания бесчисленных редчайших тканей самых разных цветов и оттенков, которыми были декорированы комнаты дома главного героя, драгоценных и полудрагоценных камней, использовавшихся для украшения интерьера, переплетов, материалов книг (включая специально для героя созданной бумаги и напечатанных им выбранными шрифтами), ароматов духов, вкуса редких вин, бесчисленных специй, экзотических цветов и растений и т. д. и т. п. Особое место в книге занимает эстетский разбор стилей латинских писателей и поэтов от древнейших времен до христианских отцов Церкви, которыми наслаждался наш герой в своем добровольном уединении.