Посозерцав «Удар молнии», разнесший на бесформенные кусочки бедолагу оленя, и представив себе, что и человечество может постичь подобная участь, я оправился к Schirn'y в надежде возместить потерянное время. Schirn всегда радовал выставками, изысканными по тематике и подбору картин. Но, увы, и здесь меня ждало разочарование. По крайней мере таково было первое впечатление от двух афиш: первая возвещала, что здесь выставлено восемь инсталляций бразильских художников, так сказать, «Brasiliana. Installationen von 1960 bis heute». Вторая приглашала посмотреть работы Жерико. Ни то, ни другое меня не соблазняло, но не уходить же с пустыми руками и я — собрав остаток сил — пошел на Жерико. Сам по себе это прекрасный мастер, но моя опытность говорила мне, что с «Плотом „Медузы“» Лувр не пожелает расстаться и дело ограничится второстепенными произведениями и роскошными экспликациями во всю стену. Так оно и оказалось. В первых залах были в изобилии представлены рисунки и литографии, однако утомленное разочарование постепенно сменилось умеренным восторгом, когда до меня стал доходить замысел устроителей выставки. Жерико и ряд его современников дают возможность наглядно раскрыть две темы, близкие нашему — «апокалиптическому» — сознанию: ужас, скрытый в повседневности («die Grausamkeit des Alltäglichen»), и безумие, владеющее человечеством в различных формах, открытое романтиками («die Psychiatrie der Romantik») в качестве одного из важнейших источников, инспирирующих художественную фантазию. На выставке представлен довольно впечатляющий и малознакомый материал, позволяющий взглянуть на романтизм с неожиданно новой стороны. Об этом стоило бы написать поподробнее, если хватит сил и времени. Видно, как исподволь идет «геологический» сдвиг, меняющий рельефы ландшафтов эстетического сознания. Меняется и оптика, способная заметить нечто новое в хорошо знакомых вещах. Словом, я ушел с выставки нагруженный, подобно верблюду, тюками «черноромантических» впечатлений.
Следующий день я провел на конференции. Прочел сразу два доклада подряд. После каждого доклада — дискуссия. После краткого обеденного перерыва надо было выслушать доклады другого референта и принимать участие в дискуссиях. В гостиницу я вернулся только в шестом часу и ни на какие другие деяния уже не был способен. Явно старею, а в былые времена побежал бы таки в Schirn. В конце концов, почему бы, преодолев высокомерие эстетического европоцентризма, не посвятить часок бразильским инсталляциям? Но, к сожалению, времени на них не хватило. В последний день пребывания во Франкфурте — благо я выбрал предусмотрительно поздний рейс — я посетил Stadel, один из самых значительных музеев в Германии. Он стал еще краше после умной реконструкции. Сделали подземный этаж, на котором эффектно разместили богатейшую экспозицию современного искусства (преимущественно немецкого, начиная с 1945 года и по сей день). Впечатление от нее прямо противоположно полученному в Museum fur Moderne Kunst, кураторы которого, очевидно, поставили перед собой благотворительную цель всячески помогать бездарностям: надо же и им где-то выставляться… В Stadel'e, напротив, вещи отобраны по критериям — так или иначе — эстетическим. Общая картина получается мрачноватая, но оставляет все же надежды на — хотя бы частичное — преодоление тенденции к добровольной самоликвидации искусства.
Собрание же настоящих мастеров наполняет радостным восторгом. Особенно насладился я в этот раз работами Бёклина, Сегантини и Бекмана, о чем опять-таки стоило бы написать отдельно. Посетил еще большую выставку Дюрера. В основном представлена его графика. Любопытны зарисовки уродов, сиамских близнецов и свиней, у которых ноги растут из спины. Все это несколько напоминает петровскую Кунсткамеру.
Вот, пожалуй, на первый раз и все. Посылаю вам сердечный привет и надеюсь на дальнейший обмен цапками и царапками. К последним меня «провоцируют» Ваши суждения о Леонардо, но пока: silentium, silentium и еще раз silentium…
На следующей неделе лечу в Мюнхен, где пробуду дней пять.
Наилучшие пожелания Н. Б. с ее прекрасным португальским письмом, побуждающим все бросить и лететь в Лиссабон, наилучшие пожелания и Л. С., о которой я давно ничего не слышал.
Еще раз приветствую Вас касталийским приветствием.
Ваш
Дорогой Виктор Васильевич,