Тряпичная кукла

– То, что он не понес наказания, для правоохранительной системы стало не лучшей рекламой, правда? – сказал Эдмундс.

– Не понес наказания? – недоверчиво протянула Бакстер.

– Ну… его же не посадили в тюрьму.

– Лучше бы посадили. Адвокаты в попытке сохранить лицо добились его принудительного помещения в психиатрическую лечебницу. Сказали, что стресс спровоцировал «абсолютно нехарактерную реакцию».

– И сколько раз человек должен выказать «нехарактерную реакцию», чтобы окружающие в конце концов поняли, что она для него как раз характерна? – перебил ее Эдмундс.

Бакстер его замечание проигнорировала:

– Законники заявили, что он нуждается в постоянном лечении, потому что обладает… асоциальной личностью. Нет, не так: страдает от диссоциативного расстройства личности.

– Но лично вы в это не верили?

– По крайней мере, в тот момент, когда он только-только лег в больницу. Но когда огромное количество людей без конца называет тебя сумасшедшим и пичкает огромным количеством таблеток, в конечном счете ты и сам засомневаешься в собственной психической полноценности, – вздохнула Бакстер. – Поэтому в ответ на твой вопрос скажу так: кто-кто, а уж Волк наказание точно понес – год пребывания в больнице Святой Анны, понижение в должности плюс бумаги по бракоразводному процессу в почтовом ящике по возвращении домой.

– И жена бросила его, хотя он по всем пунктам доказал свою правоту?

– Что тебе сказать? Она просто сука.

– Вы с ней знакомы?

– Рыжеволосая журналистка, которую мы только что встретили у дома.

– Так это была она?

– Андреа. Вбила себе в голову идиотскую мысль, что между мной и Волком что-то было.

– Что вы с ним спали?

– А что же еще?

– Но… ничего подобного не было?

Эдмундс затаил дыхание. Он знал, что своими словами переступил тонкую грань, к которой перед этим незаметно приблизился. Разговор выдохся. Бакстер проигнорировала его бестактный вопрос, нажала на газ, двигатель взревел, и машина во всю мощь понеслась по обсаженной деревьями автостраде.

* * *

– Что значит мертв? – заорала Бакстер на начальника тюрьмы Дэвиса.

Она вскочила на ноги. Эдмундс и начальник остались сидеть за огромным столом, занимавшим собой чуть ли не все пространство безликого кабинета. Дэвис морщился, медленными глотками потягивая обжигающий кофе. Он всегда старался приезжать на работу пораньше, но потерянные полчаса скомкают ему весь день.

– Сержант Бакстер, информацию подобного рода вам должны сообщать местные власти. Мы же обычно не…

– Но… – попыталась вклиниться в его монолог Эмили.

Начальник продолжал, на этот раз уже более твердым тоном:

– Заключенный Халид, отбывавший срок в одиночной камере, заболел и был переведен в лазарет. Потом его перевезли в больницу Королевы Елизаветы.

– С каким диагнозом?

Начальник вооружился очками для чтения и открыл лежавшую на столе папку.

– В рапорте сказано «удушье и тошнота». Около восьми часов вечера его перевели в отделение интенсивной терапии по причине «отсутствия реакции и низкого уровня кислорода в крови, несмотря на проведенное лечение». Вы понимаете, о чем идет речь?

Главный тюремщик поднял глаза и увидел, что Бакстер с Эдмундсом с понимающим видом закивали головами. Но когда он вернулся к рапорту, они переглянулись и недоуменно пожали плечами.

– Полицейские из местного отделения выставили у его палаты круглосуточную охрану, надеясь, что он выживет, и провели у дверей в общей сложности двадцать один час. Он умер около одиннадцати утра.

Начальник снял очки и захлопнул папку.

– Боюсь, что больше мне вам нечего сообщить. За дополнительной информацией обращайтесь непосредственно в больницу. У вас все?

Он сделал еще глоток горячего кофе и отодвинул чашку подальше, опасаясь опрокинуть на себя крутой кипяток. Бакстер и Эдмундс встали, собираясь уйти. Эдмундс улыбнулся и протянул начальнику руку.

– Спасибо, что уделили время… – начал он.

– Здесь нам больше делать нечего! – резко бросила Эмили, переступая порог.

Эдмундс смущенно отнял руку и побежал за ней. Дверь наподдала ему под зад. Но не успела она захлопнуться, как Бакстер резко повернулась, вихрем влетела в кабинет и выпалила последний вопрос:

– Черт. Чуть не забыла. Когда Халида увозили из больницы, вы точно уверены, что у него была голова? – Начальник ошеломленно кивнул. – Спасибо.

* * *

Комната для совещаний отдела по раскрытию убийств и других тяжких преступлений грохотала аккордами песни «Гуд вайбрейшнз» в исполнении «Бич Бойз». Волку всегда легче работалось под музыку, к тому же час был еще ранний и он вполне мог себя ею побаловать, не досаждая окружающим.

Теперь на нем была мятая белая рубашка, темно-синие джинсы и единственная, незаменимая пара туфель – «Лоук Оксфордс» ручной работы, которые стали для него самой экстравагантной и дорогой в жизни покупкой. Детектив смутно помнил те времена, когда их у него еще не было и ему, вконец измученному после девятнадцатичасового дежурства и поспавшему каких-то пару часов, приходилось надевать сшитую явно не по его мерке обувь.