Тряпичная кукла

– Узнаешь?

Симмонс обошел труп, присоединился к Волку, стоявшему у окна, из которого веяло прохладой, и присел на корточки, пытаясь лучше разглядеть темнокожее лицо. Несколько мгновений помолчал и пожал плечами.

– Это же Халид, – сказал Волк.

– Не может быть!

– Присмотрись получше.

Симмонс бросил еще один взгляд на безжизненную физиономию трупа, и скептическое выражение на его лице постепенно сменилось глубокой озабоченностью.

– Бакстер! – закричал он. – Бери Адамса…

– Эдмундса.

– …и поезжай в тюрьму Белмарш. Найдешь начальника и скажешь, что вам нужно срочно повидаться с Нагибом Халидом.

– С Халидом? – потрясенно переспросила Бакстер, машинально глянув на Волка.

– Да, детектив, с Халидом. Как только увидитесь с ним, сразу мне позвоните. Вперед!

Волк выглянул на улицу и поднял глаза на свою квартиру в доме напротив. Многие окна оставались темными, в других застыли возбужденные лица, снимающие происходящее внизу на мобильные телефоны в надежде запечатлеть что-нибудь ужасное, чтобы утром порадовать друзей. В тусклом свете увидеть сцену убийства было нельзя, в противном случае у подоконников выстроились бы целые ряды кресел.

Волк посмотрел на свои окна, расположенные парой этажей выше. В спешке он забыл выключить свет. Ему даже удалось разглядеть в самом низу кучи коробку с надписью «Рубашки и брюки».

– Полное дерьмо!

Симмонс вновь подошел к Волку и потер усталые глаза. Они молча стояли по обе стороны подвешенного тела, глядя, как первые признаки рассвета оскверняют темное небо. Пение птиц пробивалось даже через стоявший в квартире гам.

– Что, увидел самую жуткую в своей жизни картину? – устало пошутил Симмонс.

– Почти, – ответил Волк, не сводя глаз со светлой полоски на темно-синем небосводе, которая становилась все больше и больше.

– Почти? Хочешь сказать, что в мире бывает что-то похуже?

Симмонс еще раз с отвращением посмотрел на свисавшее с потолка тело, составленное из разрозненных конечностей.

Волк слегка похлопал по вытянутой руке трупа. На фоне темной кожи и идеально накрашенных темно-красных ногтей ладонь казалась бледной. Кисть висела на нескольких десятках тонких шелковых ниточек, еще дюжина удерживала на месте указательный палец.

Коукс убедился, что их никто не слышит, нагнулся к Симмонсу и прошептал:

– Палец указывает на окно моей квартиры.

Глава 2

Суббота, 28 июня 2014 года,

4 часа 32 минуты утра

Бакстер оставила Эдмундса дожидаться разболтанный лифт, а сама ринулась вниз по пожарной лестнице, где бесконечной вереницей поднимались замерзшие, раздраженные люди, которым, наконец, разрешили вернуться домой. На полпути она вытащила удостоверение личности, рассудив, что если ничего не предпринять, то двигаться против плотного потока будет гораздо труднее. Первоначальное возбуждение, вызванное ночными событиями, вот уже несколько часов как прошло, и утомленные бессонной ночью жители дома испытывали по отношению к полиции лишь негодование и враждебность.

Когда она наконец ворвалась в вестибюль, Эдмундс уже спокойно дожидался ее у входной двери. Бакстер прошла мимо него и ступила на улицу, в прохладное утро. Солнце еще не взошло, но безоблачное небо над головой свидетельствовало, что зной и не собирается спадать. Эмили выругалась, увидев, что толпа журналистов и зевак, собравшихся у полицейского ограждения, всколыхнулась и отрезала ее от стоявшей на обочине «Ауди А1».

– Ни слова! – рявкнула она Эдмундсу, который с привычной элегантностью проигнорировал тон приказа, в данном случае совершенно излишнего.

Они подошли к заграждению, отделявшему их от лавины вопросов и вспышек фотокамер, поднырнули под ленту и стали пробираться сквозь толпу. Услышав, что Эдмундс у нее за спиной постоянно извиняется, Бакстер от злости до хруста сжала зубы. Повернувшись, чтобы уничтожить его взглядом, она вдруг наткнулась на коренастого детину с громоздкой телекамерой в руках и непроизвольно выбила у него ее из рук. Камера упала на мостовую с хрустом, стоившим не одну тысячу фунтов стерлингов.

– Черт… извините… – сказала она и отработанным до автоматизма жестом вытащила из кармана визитную карточку столичной полиции.

За годы службы она израсходовала их несколько тысяч, раздавая направо и налево, будто долговые расписки, и тут же забывая о посеянном ею хаосе.

Детина все еще стоял на коленях перед разбросанными по земле останками камеры с таким видом, будто потерял близкого человека. Карточку из пальцев Бакстер вырвала чья-то женская рука. Детектив подняла глаза и увидела уставившееся на нее злобное лицо. Несмотря на ранний час, журналистка была идеально загримирована для появления на экране телевизора. Мешки под глазами, заметные на лицах у всех остальных, скрывались под толстым слоем румян. Высокая, с вьющимися рыжими волосами, в симпатичном, но строгом костюме из пиджака и юбки. Женщины в напряженном молчании уставились друг на друга. Эдмундс в ужасе взирал на происходящее. Ему и в голову не приходило, что наставница может так опешить.

Наконец Бакстер удалось надеть привычную маску равнодушия.

– Андреа.