Трясина

— Не думаю, что мы можем решительно исключить такую возможность. Почему нам не предположить, что Гретар до сих пор жив? Тела не нашли, может, он уехал из страны. Да еще проще — такому, как он, достаточно сбежать на какой-нибудь удаленный хутор, и все, ищи-свищи. Всем наплевать, никто по нему не скучает.

— Таких случаев я не припомню, — сказал Эрленд.

— Каких случаев? — спросил Сигурд Оли.

— Чтобы пропавший без вести вдруг объявлялся четверть века спустя. Когда в Исландии пропадают люди, они пропадают навсегда. Никогда, ни один человек не возвращался, проведя неведомо где двадцать пять лет. Никогда.

31

Эрленд оставил коллег следить за делами на Северном болоте и отправился на Баронскую улицу встречаться с патологоанатомом. Тот заканчивал исследование тела Хольберга, как раз закрывал его простыней, когда вошел Эрленд. Тела Ауд нигде не было видно.

— Ну что, нашли девочкин мозг? — спросил врач.

— Нет, — ответил Эрленд.

— Я поговорил со своей старинной подругой, она профессор на медицинском факультете Университета Исландии, объяснил ей, в чем дело. Я вас не спросил, но, надеюсь, вы не против. Она не удивилась, что мозга мы не нашли. Помните, есть такой рассказ у Халльдора Лакснесса?

— Про Навуходоносора? Конечно, я как раз вспоминал его в последние дни, — сказал Эрленд.

— Называется «Лилия», кажется, не так ли? Я давно его не перечитывал, но там, кажется, такой сюжет — два студента-медика похищают тело, а вместо него в гроб кладут камни. В те дни никто не следил за органами и телами, Лакснесс совершенно прав. Тем, кто умирал в больницах, делали вскрытие, если только это не запрещала полиция, собственно, вскрытия проводились в анатомических театрах для студентов. Иногда изымались органы, какие угодно и в любом количестве. А потом тело зашивали и покойника хоронили, как полагается. В настоящее время все совсем по-другому. Аутопсию делают только в случае согласия родственников, а органы изымаются, только если соблюден ряд обязательных условий. Так что в наши дни никто ничего не ворует.

— Вы в этом уверены?

Врач пожал плечами.

— Мы ведь не об органах для трансплантации ведем речь? — уточнил Эрленд.

— Это совершенно другое дело. Как правило, люди соглашаются отдать органы покойных родственников, если речь идет о жизни и смерти.

— А где находится исландский банк органов?

— Да в одном этом здании их тысячи, — ответил врач. — Прямо здесь, на Баронской улице. А самая большая коллекция в Исландии — коллекция Нильса Дунгаля, он был деканом медицинского факультета в первой половине двадцатого века.

— Вы можете меня проводить туда? — спросил Эрленд. — Ведь там, наверное, есть список, откуда органы?

— Разумеется, все тщательно задокументировано. Я взял на себя смелость проверить сам, но для вас ничего не смог найти.

— Ну и где же тогда мозг нашей девочки?

— Вам лучше поговорить с моей подругой, посмотрим, что она скажет. Думаю, в университете тоже есть свои реестры органов.

— Почему вы мне сразу об этом не сказали? — спросил Эрленд. — Сразу, как поняли, что мозга в черепе у девочки нет? Вы что-то подозревали, не так ли?

— Поговорите с моей подругой. Думаю, я вам и так рассказал больше, чем должен был.

— Значит, в университетской коллекции есть свой реестр?

— Да, насколько мне известно.

Врач записал для Эрленда координаты своей знакомой и попросил оставить его в покое — ему нужно работать.

— То есть вы знали про Кунсткамеру, — сказал Эрленд.

— Да, один из залов в этом здании называли Кунсткамерой, — ответил врач. — Его закрыли некоторое время назад. Не спрашивайте меня, что стало с содержимым, я не имею ни малейшего понятия.

— Мне только кажется или вам неудобно об этом говорить?

— А ну прекратите немедленно!

— Что?

— Прекратите, я сказал!

Профессора, к которой Эрленда послал патологоанатом, звали Ханна, она возглавляла медицинский факультет Университета Исландии. На Эрленда смотрела таким взглядом, словно он раковая опухоль на нежном теле ее кабинета и его следует удалить при первой же возможности. Немного моложе Эрленда, очень строгая, говорит быстро и отвечает, не задумываясь, сразу дает понять, что никаких шуточек или разговоров вокруг да около терпеть не намерена. Едва только Эрленд принялся издалека излагать, зачем пришел, как его перебили и потребовали выкладывать все начистоту, да побыстрее. Эрленд улыбнулся про себя — Ханна сразу ему понравилась, не пройдет и получаса, подумал он, как мы перегрызем друг другу глотки. Одета в темный костюм, несколько полновата, невысокого роста, никакой косметики, блондинка, выражение лица серьезное, взгляд пронзительный.

Хорошо бы увидеть, как она улыбается.

Этому его желанию сбыться было не суждено.