Трибуналу не подлежит

За месяц бреда, боли, переживаний за жизнь товарищей я передумал многое, перелистал от начала до конца свою жизнь и понял, что не такая уж она и героическая. То ли раны и плен выбили меня из колеи, то ли смерть товарищей, но я пришел к выводу, что с военными играми надо заканчивать, уходить со службы, искать мирную профессию и уделять больше времени семье, сыну. По ним я соскучился больше всего. Но все это можно было осуществить только при одном условии – если бы мне удалось выбраться оттуда живым. Я знал, что с мизерной зарплатой отставного военного ни на какое безбедное существование рассчитывать не приходится. Вот тогда-то я и решил добраться до управления, получить новое дело и постараться на нем как можно больше заработать. А потом уйти в тину с концами. Пусть предать, как это сделал Стас, пусть. – Рокер перевел дух и взглянул на Ника, Морса и Семенова.

Те с презрением смотрели на него и молчали.

– Но было еще одно «но». – Громов продолжил. – Я постепенно выздоравливал и приходил в себя, но по-прежнему находился в комнатенке в обществе молоденькой, лет двадцати, девушки. Она кормила меня, поила, перебинтовывала раны, убирала за мной парашу, так как меня никуда не выпускали и мне приходилось опорожняться в ведро. Так прошел месяц, и постепенно я влюбился в красотку, я с нетерпением ждал каждого ее прихода. Я пробовал говорить с ней, но она языка не понимала, ничего не отвечала. Мы общались только жестами. Я был первым мужчиной в ее жизни, а она первой девушкой в моей. До этого мне попадались только женщины. Но месяцы, проведенные с ней, были счастливейшими в моей жизни.

Постепенно я окреп и мог целыми днями напролет заниматься любовными играми с моей пылкой подругой. Что мы и делали.

Мне казалось, что она меня тоже любит.

Любовная идиллия продолжалась до тех пор, пока как-то раз в комнату не вошел высокий мужчина в военной форме с оружием в руках. Мы как раз нежились в упоительной любовной истоме после очередной интимной близости.

Он вошел, посмотрел на меня, на девушку, усмехнулся и вышел. Красотка смутилась, накрыла лицо простыней, а у меня от его усмешки по спине побежали холодные противные мурашки.

Потом она спешно оделась, вышла и захлопнула за собой дверь. Прошел день томительного пугающего ожидания, но закончился он вторым приходом незнакомца и серьезным мужским разговором.

Он вошел, сел на единственный стул в моей каморке и на хорошем русском представился:

– Абу. Я сводный брат Азизы.

Только через месяц интимной близости я узнал, что мою любимую зовут Азиза. Но незнакомец пришел не для того, чтобы уговаривать меня жениться на ней. Он сказал, что на его родине в Ираке его считают террористом, но он борец за свободу, мир и дружбу со всеми странами, в том числе и с Россией. Он был против тиранского режима Саддама Хусейна, против правления американцев и против всех, кто угнетает мусульман во всем мире.

Это были речи настоящего террориста, я это понял сразу, но кивнул в знак согласия. В моем положении вступать с ним, вооруженным до зубов, в споры было равно только самоубийству.

Он рассказал, что много лет назад закончил физико-математический факультет МГУ, десять лет жил и работал в Советском Союзе, поэтому так хорошо знает русский. Он любит Россию, любит русских людей и поэтому помог мне выжить в той бойне на шоссе. Он сообщил, что все мои друзья погибли, но одной машине все же удалось уцелеть и она благополучно добралась до границы с Сирией. Ее отогнал чудом оставшийся в живых боец моего подразделения.

Абу обещал меня отпустить и выполнил свое обещание. Азизу разрешил взять с собой в Россию, но я не захотел. Он по своим каналам подготовил мне легенду, что я, раненный, пролежал в захолустном госпитале Ирака три месяца и потом вернулся на Родину. Я приехал в российскую миссию в Сирии и разыскал того самого резидента, кому должен был передать архив.

Абу сказал мне номера своих телефонов и предложил встретиться в Москве. У него в России был нефтяной бизнес, но смена политического режима в Ираке и переход нефтяных месторождений под юрисдикцию американских компаний больно ударили по его доходам. Он не знал, как жить дальше, что делать, и просил у меня совета. Но я не знал, чем ему помочь. Обещал ему встретиться и обсудить все его проблемы.

Кстати сказать, он откуда-то узнал, что я сотрудник ГРУ и выполнял в Ираке миссию по эвакуации посольского архива. Видимо, у него были тесные связи с послом и его сотрудниками.

Через три месяца нетягостного плена я пришел в Главное разведывательное управление в кабинет генерала Петрова и поздоровался с ним как с родным отцом. Он обнял меня, усадил за стол, налил в рюмки коньяку, и мы выпили за мое возвращение.

Я написал донесение на его имя и в нем подробно рассказал обо всех своих злоключениях, происшедших со мной в Ираке. Отдал ему видеокассету с записью признания Эдуарда в измене Родине. В своем рассказе я, естественно, не говорил про Абу, Азизу и три месяца выздоровления в белой комнате.