Тридцать четыре Ежки для Кощея. В погоне за женихом (СИ)

— Созывай совет старших! — тяжело вздохнув, велел ей батюшка.

— А может не надо старших?!— испугавшись не на шутку, поторопилась я их образумить. — Авось не маленькие, сами разберетесь!

Мои бабусечки давно имели на меня зуб, и вот – нате! Такая радость – придумать изощренное наказание для непутевой внучки. Хуже для меня и придумать нельзя было.

— Ты нам тут зубы не заговаривай,— строго отрезала матушка и обратилась к зеркалу: — Покажи мне Акулину. — Зеркальная поверхность пошла рябью, и мы увидели разожженный костер, вокруг которого с бубном в руке расхаживала староста семейства Ежек, не забывая в такт покачивать бедрами.

Я присмотрелась: а костер-то не так уж и прост – его развели вокруг ритуального столба, к которому был привязан мужчина.

— Полоумные старухи! Отпустите! — грозно заорал пленник, перекрикивая громыхание бубна.

Я узнала этот голос! Да это ж дядька Назар – супружник одной из моих родственниц. Каким бы ни был его проступок, он не заслужил быть сожженным!

— И это к ним, матушка, ты хочешь меня отправить?! — сердито взвизгнула я.

— Возможно, не все настолько плохо, — с сомнением протянула матушка. При этом было видно, что сама-то она не особо в это верила.

— Чтобы понять, что ты погорячилась, доверяя им мое наказание, тебе надо увидеть, как пламя ритуального костра поглотит дядю Назара? — не сдавалась я.

— Девоньки, да неужто ли наша Илария образумилась и решила Миру к своим бабушкам отправить?! — подслушала нас Акулина и донесла радостную весть до остальных родственниц. — Теперь-то мы сами займемся воспитанием внучки, она больше не будет сумасбродничать, — подмигнув мне, сказала староста, и даже плясать возле костра перестала, а на очередной вопль мужика лишь лукаво добавила: — Развяжите его уже, надоел он мне со своими воплями.— И опять хитро в нашу сторону посмотрела.

Хотя откуда бы ей знать, с какой стороны мы на них поглядываем?.. Ан нет, эта старушка точно знала.

— Теперь-то ты видишь, к кому меня отсылаешь? На его месте могу оказаться и я! — стращала я матушку, хотя сама в это не верила – ну не настолько уж мои родственницы и кровожадные. Проучить кого - это они на раз, а что бы какой вред нанести – на это у них наложено табу.

— Подумаешь, попугали мужика чуток. Зато будет знать, как голос на жену поднимать! Женщины любят ушами, когда им шепчут сладкие речи в них, а не орут, требуя беспрекословного повиновения, — нисколько не раскаивалась в содеянном бабушка Акулина.

Повинуясь негласному приказу Акулины, а точнее ее взгляду, костер погас. Две прыткие бабуси (хотя этим двоим и по сорок лет не дашь), подбежали к дядьке Назару. Они скороговоркой пробурчали заклинание и верёвки спали, а он кулем повалился на них. Видать, давно они его подвесили, раз ноги затекли. Две худощавые «старушки» подхватили мужика под руки и словно пушинку потащили к единственному на поляне дереву. Сам он стоять не мог, поэтому его ноги елозили по земле, оставляя борозды. Привалив Назара к дереву, они вернулись к остальным.

— Место в центре костра освободилось, Акулина, давай к нам сюда Мирославу, зачем оттягивать ее воспитание! — глумливо пробасила Евдокия.

Вот сколько себя помню, столько мы с ней не ладили. Я показала ей кулак и наткнулась на недовольный взгляд бабушки Акулины.

— Не забывайся, девочка, старость надо уважать. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать - старшие правы, даже когда не правы, — нарицательно произнесла старейшина рода и подмигнула.

— Извините! – пробормотала неохотно, но мне это не помешало показать самодовольной Евдокии язык.

— Я боюсь за нашу девочку! – тем временем жаловалась на меня старосте матушка. — Она вбила себе в голову, что влюблена в Елисея. Наделает глупостей, а потом всю жизнь будет расхлебывать. Надо с этим что-то делать.

— А он что? — строго спросила Акулина.

— А он ничего, ни одну юбку не пропускает. Ветреный он больно. — Подобная матушкина оценка моего королевича меня возмутила.

— Он вовсе не такой! — вступилась я за Елисея. — Подтверди, папа, — призвала я скучающего в стороне родителя в помощники.

— Прости, перышко, но в этот раз я полностью согласен с Илорией,— отвел глаза отец и коротко кивнул старосте: — С вами ей будет лучше.

Из моих глаз хлынули слезы обиды. Тот, на кого я большего всего рассчитывала, отвернулся от меня. С матушкой мы всегда друг друга не понимали, но отец…

— Я не прощу тебя никогда, — бросила я, ладошками размазывая по щекам слезы.

— Никогда – это слишком длинный срок, со временем все позабудется, — по-доброму заметила Акулина. Ее мягкий, приглушенный голос успокаивал и вселял уверенность, что все будет хорошо. Не знаю, как это у нее получалось, но, не смотря на то, что обида на отца не прошла – на душе стало гораздо легче.

— Ты чего это, Мира, нюни распустила, прорвемся, — смущенно кинулся меня успокаивать Зиги.

И действительно, чего это я разревелась? Я им еще всем покажу! – воспряла я духом.