Тридцать девять и девять (СИ)

— Папа, — тихо и как-то очень уверенно обратился к нему Данил, подняв спокойное лицо. — Не надо кричать. Это не поможет. Не думайте обо мне больше. Не надо больше меня трогать. Просто живите, как жили, и все. Хорошо? — и Данил снова положил голову на сомкнутые руки.

— Сыночка…

До сих пор Валерка считал себя сильным человеком. Он практически ничего не боялся в этой жизни. И теперь он понял, что бояться чего-то просто смешно! Теперь он знает, что самое страшное. Если бы с Валерки медленно сдирали кожу, это показалось бы ему приятным развлечением по сравнению с тем, что он чувствует сейчас. У него на глазах, у него на руках постепенно, неотвратимо угасает, гибнет его сын. Его мальчик, его единственный ребенок и… ну не может же быть, чтобы от этого!

Уйдя на кухню и оседлав стул, Валерка достал сигарету. Его очередное предположение казалось диким и каким-то абсурдным, ну и что? Не тот человек Валерка Давыдов, чтобы перед чем-либо отступать! Конечно, это не Валеркин случай, с ним такого произойти точно никогда бы не могло. Да только Даня совсем на него не похож. Даня ведь до сих пор ребенок. Такой наивный, впечатлительный, настежь для всех и для всего распахнутый! Трудно ему будет в этой жизни, но ничего, он справится. Для чего-то же есть у Данила отец! В конце концов, повидал Валерка на этом свете историй немало. Он, конечно, не доктор, но рецепт, подходящий к случаю, знает универсальный.

— Знаешь что, Люда? — встал со стула Валерка и потушил сигарету в пепельнице. — Иди прогуляйся.

Он видел ее непонимание, но ничего сейчас объяснять был не намерен, практически вытолкав из квартиры. Она бы обязательно подслушивала и, скорее всего, начала бы активно вмешиваться, и Валерка знает наизусть, что именно она бы говорила, как задетая мать своего единственного ребенка! Только сейчас это ничем не поможет.

Даня все так же сидел за столом, сложив руки, как школьник за партой, и опустив на них голову. Он не повернулся на звук открывающейся двери.

Войдя, Валерка нахально присел на его стол, поставив рядом с собой пепельницу.

— Посмотри на меня, сына.

— Не нужно, папа, — почти прошептал Данил, не поднимая головы. — Ты все равно не поймешь.

— Хочешь сказать, что я тупой? — внятно спросил Валерка.

— Ты нормальный! — вскинул Данил на него страдальческий взгляд. — Все вы нормальные люди, это я урод!

— Ну и как ее зовут, урод? — спокойно закурил Валерка прямо в комнате у сына, который удивительно напоминал сейчас самого себя лет в шесть, когда умолял не водить его в бассейн.

Данил вдохнул, но имени ее произнести не смог, да и зачем? Папа сам обо всем догадался! И спрашивает так просто, будто ничего необычного не происходит… Данил смотрел в его спокойное лицо с этим знакомым, хитрым и насмешливым прищуром ярко-синих глаз, с родными веселыми морщинками, словно лучики расходящимися к вискам, и дышать уже было невозможно, и ком этот не проглотить никак…

— Да начинай реветь уже, а то, смотрю, задохнешься! — улыбался ему папа, выпуская дым, и слезы сами полились из глаз. — Нормально это, Даня, нормально! Перед кем еще плакать? Я-то уж на это еще в твоем детском саду насмотрелся. Так что, расскажешь?

— Нет… — заливаясь слезами, Данил помотал головой. — Нечего рассказывать, папа! Об меня просто ноги вытерли, а я… не могу забыть, я только ее люблю и не хочу никого больше! Я только о ней все время думаю! Это было что-то такое, папа… невозможное просто! Я вообще не представлял себе, как это может быть!..

Валерка курил и ждал, пока выльет со слезами Даня свою горькую обиду и накричится о своей трагедии. Он видел, что Данил будто бы сам освобождается, описывая то, что с ним на этом чертовом курорте происходило и что он теперь чувствует. Кажется, если бы Валерка вышел сейчас из комнаты, Данил бы не остановился.

Рассказать кому — не поверят же!.. Оказывается, Валеркин фирменный хлыщ, еще со школьных лет переметеливший едва ли не половину Киева, просто взял и в кого-то влюбился. Да так, что еще немного — и вены себе, наверное, вскрыть был бы готов. Эх, дорого бы дал Валерка, чтобы взглянуть на эту дуру, которая пренебрегла его Даней. Что же она должна из себя представлять? Ясно, что! Душевнобольную, не иначе. Не наследница же она английской короны! Послушать только, какие слова Даня подбирает при том, что не прочел в своей жизни ни одного любовного романа! Впрочем, Валерка ничего такого никогда не читал тоже, и, тем не менее, разобраться здесь придется. И справиться Дане придется так, как справляются с этим мужчины.

***

Насколько же легче стало Данилу после того разговора с отцом! А ведь папа, по сути, не так уж много сказал. Лишь то, что следует просто заняться наконец делом, раз уж с личным пока не складывается. Ну так Данил и займется! Он больше отца не подведет, он изменится полностью и докажет, что не такой уж слюнтяй, как все думают!

Никогда больше Данил Давыдов не заплачет в чьем-то присутствии, он вообще никогда не заплачет, ни на что не пожалуется и ни в кого больше не влюбится!