Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

Пробормотав, что он очень рад, Латимер никак не мог решить, что же имеет в виду полковник: книги по политэкономии или детективы. Разговаривая однажды с одним милым старичком, преподавателем университета, неожиданно проявившим интерес к его «последней книге», он здорово его удивил и, очевидно, обидел, задав ему встречный вопрос, что ему больше нравится: выстрел из пистолета или удар дубинкой по голове. Задать сейчас прямой вопрос ему почему-то показалось нетактичным. Однако полковник опередил его:

— Я получаю из Парижа все выходящие там полицейские романы. Между прочим, я ничего другого не читаю. У меня уже составилась целая коллекция — рад был бы показать ее вам. Особенно мне нравятся книги англичан и американцев, разумеется, в переводе на французский. Французы переводят все самое лучшее, хотя книги самих французов мне не нравятся. Я думаю, благодаря некоторым качествам французской культуры невозможно создать первоклассный полицейский роман. Недавно моя библиотека пополнилась вашим романом «Une Pelle Ensanglantee»[22]. Это что-то потрясающее! Но я никак не могу понять смысл названия книги.

Латимер не без труда попытался объяснить по-французски игру слов, разгадав которую можно было — при этом, конечно, требовалось некоторое умственное напряжение — узнать имя убийцы. Полковник Хаки слушал его молча, изредка кивая головой, и, не дождавшись, когда выбившийся из сил Латимер закончит свое объяснение, сказал:

— Понял, теперь мне все ясно. Я вот подумал, быть может, вы окажете мне честь отобедать со мной на этой неделе. Мне кажется, — заключил он таинственно, — я мог бы быть вам полезен.

Не очень-то понимая, о какой пользе идет речь, Латимер согласился. Они договорились встретиться в отеле «Пера-палас» спустя три дня.

В четверг вечером, как раз накануне встречи, Латимер сидел в гостиной отеля, в котором он остановился, и болтал с Коллинсоном, управляющим отделения одного английского банка в Стамбуле. Латимер пользовался услугами этого банка. Коллинсон был бы славным малым, не будь он таким занудой: непременной темой его разговоров были слухи и сплетни об англичанах и американцах, проживающих в Стамбуле. «Вы не знаете Фитцвильямсов? — обычно спрашивал он, — Нет? Какая жалость! Ну, значит, на днях…» Латимер, будучи экономистом по образованию, стал было расспрашивать его об экономических реформах Кемаля Ататюрка, но так ничего и не добился.

— Между прочим, — сказал он, выслушав перед этим рассказ о похождениях жены, турчанки по рождению, одного американца, торговавшего в Стамбуле автомобилями, — вы не знаете некоего полковника Хаки?

— Хаки? А почему вам это имя пришло в голову?

— Я с ним завтра обедаю.

Брови у Коллинсона вдруг поползли вверх.

— Ну и дела! — сказал он, почесав подбородок. Видно было, что он волновался, — Я, конечно, слышал о нем. Он одно из тех лиц, чьи имена знакомы многим, но о ком точной информацией никто не располагает. Так сказать, человек из-за кулис. Говорят, что он намного влиятельнее высокопоставленных чиновников в Анкаре. В 1919-м в Анатолии он был членом временного правительства и с ним советовался сам гази. Мне много о нем рассказывали. Говорят, что он настоящий зверь — будто бы сам пытал заключенных. Впрочем, противная сторона тоже хороша. Да, кажется, именно люди султана начали первыми применять пытки. Я слыхал, что он может, не моргнув глазом, выпить бутылку виски и остается трезв как стеклышко. Но я в это не верю. А где это вы с ним познакомились?

Латимеру пришлось рассказывать.

— Я не очень-то понимаю, на что он живет. Он военный? Я видел его в форме.

— Видите ли, — сказал Коллинсон, пожав плечами, — мне из авторитетных источников известно, что он глава тайной полиции. Но я не стану распространяться о том, что у нас говорят о ней в клубе. Ну так вот, на днях…

Все, что ему рассказал Коллинсон, только укрепило Латимера во мнении, составленном при первой встрече: полковник — один из тех мерзавцев, каких на свете пруд пруди. Тем не менее Латимер отправился на встречу с полковником, испытывая к нему гораздо больший интерес, чем раньше.

Полковник опоздал на двадцать минут и, появившись, тотчас рассыпался в извинениях. Жестом руки он предложил Латимеру пройти в ресторан.

— Давайте сразу выпьем виски с содовой, — сказал он, сев за столик, и приказал подать бутылку «Джонни».

Во время обеда он говорил только о прочитанных детективах: о том, что ему в них нравилось, об из героях, наконец, о том, что он предпочитает, когда убийство произведено из пистолета. Виски было допито, на десерт подали земляничное мороженое. Вдруг он, наклонившись к Латимеру, сказал:

— Мне кажется, месье Латимер, я мог бы помочь вам.

Еще до встречи у Латимера мелькнуло дикое предположение: не предложит ли ему полковник сотрудничать с турецкой службой безопасности.

— Ну что же, буду вам очень благодарен, — вот все, что пришло ему сейчас на ум.

— Вы не поверите, — продолжал полковник, — но у меня была мечта написать самому хороший полицейский роман. Я долго обдумывал его, но время… где взять время, вот в чем вся загвоздка.