Тридцать дней тьмы

Так! Ну и что теперь? Как перейти от любви с первого взгляда к психологии любовных отношений? Как описывать чувства любящей пары, не рискуя, что при этом у тебя не выйдет дурная копия Гете или, что еще хуже, неплохая копия Барбары Картленд?[1] Как бы там ни было, но это будет слишком уж банально. Решительно нажав на «Delete», она удалила весь отрывок, смыла чувство неудовлетворенности большим бокалом красного вина. За ним последовал еще один – одного бокала было явно недостаточно, чтобы отделаться от ощущения заурядности, посредственности. У Ханны Краузе-Бендикс никогда еще не было негативных рецензий, никто из критиков не написал ни единого дурного слова ни об одном из ее четырех романов. Среди современных отечественных писателей она считалась звездой первой величины, ее дважды номинировали на литературную премию «Северного совета». Правда, оба раза безрезультатно. Однако что из того? Она не считала, что литературу можно оценить премиями. Многие из тех, что присуждались ей за все эти годы, она просто-напросто не брала. Все свои сорок пять лет она полагала, что выше всего – целостность и неизменность подхода, а стремление к коммерческому успеху всегда считала ниже собственного достоинства. Быть может, лишь один ее издатель знал, что здесь она лукавит. Диалог, заново:

Он: В Копенгагене есть такие улицы, которые существуют лишь в моих снах.

Она: Однако ведь от этого они не становятся менее реальными?

Снова «Delete». Никогда прежде в своих книгах она не пыталась описывать ощущение влюбленности с первого взгляда, и пока что все это выглядит как прелюдия к свиданию на одну ночь без продолжения. Ханна нервно встала из-за письменного стола – немецкий дизайн, красное дерево, достаточно прочный, чтобы выдерживать все написанные ею, разумеется, гениальные слова. Но сегодня выдерживать практически нечего – не идут они, эти слова. И сегодня тоже. Ханна быстрым шагом прошлась по своей мансардной квартирке. Много времени это не заняло – всего каких-то шестьдесят семь квадратных метров. Остановилась у окна, открыла его, выпустила дым от сигареты поверх городских крыш. Отличный денек. Копенгаген наслаждается осенним солнцем. Несмотря на то, что на дворе уже ноябрь, люди ходят с короткими рукавами. Как будто это может продлить лето. Иной раз она даже завидует им, этим людям, которые катают в колясках свое потомство и безмятежно приветствуют друг друга, потягивая соевый латте из бумажных стаканчиков. По воскресеньям копенгагенцы всегда выглядят такими счастливыми. В какой-то момент она даже подумала: может, ей все же сходить туда? После этого Бастиан месяцами перед ней на цыпочках ходить будет. А что, неплохая идея: в течение нескольких месяцев благодарный и сговорчивый издатель. Весьма заманчиво. Однако уже в следующую секунду Ханна с негодованием отшвырнула окурок. Ни за что на свете она не пойдет на эту гнусную книжную ярмарку и не собирается подписывать свои романы жалким плебеям, которым неведома разница между книжками и литературой. Кроме того, ее отсутствие вряд ли станет разочарованием для всех этих читателей. Ведь ее читательская аудитория настолько же мала, насколько элитарна – несмотря на признание в литературных кругах, ей приходится пользоваться поддержкой со стороны государства. Ее книги особого рода: сделав глоток кофе, пожилой господин размышляет над последующими сорока страницами, прежде чем отхлебнуть снова. При этом остывает не только кофе. Большинство ее читателей – хладнокровные, трезвомыслящие люди.

Ханна отправилась на кухню, пытаясь убедить себя, что ей что-то там понадобилось. Придумала некий голод, хотя прошел всего лишь час после завтрака. Нет, правда, всего лишь час? Взгляд, брошенный на электронные часы на плите, заставил ее ощутить укол совести: нет еще и одиннадцати, а она уже пьет третий бокал вина и курит пятую сигарету. С этим надо кончать. Отныне никакого алкоголя до двенадцати. Такое обещание она давала себе уже множество раз, зная, что и теперь его не сдержит. Полное соответствие этому чертову общепринятому стереотипу – какая фигура должна быть у писателя. Ханна открыла пару шкафчиков и снова их закрыла. Тот же ритуал с холодильником: открыла – закрыла. Желание что-то съесть, тем не менее, так и не появилось. Не хотелось решительно ничего. Почему в последнее время вдохновение все чаще стало ей изменять?