Тридцать два обличья профессора Крена

На Электронном Создателе я должен остановиться подробней. Он составляет суть изобретения. Сказать о нем, что это искусственный мозг неслыханной мощности - значит ничего о нем не сказать. Он, конечно, мозг, ибо может молниеносно разрешать задачи любой трудности. В этом свойстве он еще не отличается от любой другой логической машины. Создатель - творец зародышевых клеток. На вводе он перерабатывает полученную информацию в генетическую формулу заданного существа, подбирает нужную комбинацию нуклеиновых кислот и спаивает их в микроскопичекую живую клеточку, готовую для развития в чанах. Природа для создания новой жизни не придумала ничего лучшего, чем непосредственное воздействие одной родительской клетки на другую. Мой Электронный Создатель не нуждается в телесном слиянии с партнером, не требует ласковых слов, страстных объяснений, нежных взглядов. Он ограничивается связью по радио. Все совершается в полном молчании: пакет электромагнитных волн - готово, ваша генетическая формула воспроизведена, начинается копирование родителей. Да, копирование, а не дележка свойств - от отца серые глаза, от матери остренький носик... Как часто отец, не находя ничего своего в ребенке, гневно обвиняет жену в измене. От детей, произведенный Электронным Создателем, не отречется ни один из отцов. Зеркало, самооживляющее появившееся в нем изображение, вот что такое мой аппарат. И он будет копировать только лучшее: умниц и красавцев, гениев разума и доброты - вот его назначение! Люди, великолепные, как боги, - на меньшем я не помирюсь, нет!

Он возвышается надо мною. Он огромен, как небоскреб. В его недрах клокочут миллионы киловатт - он в три раза мощнее всех остальных цехов завода, вместе взятых. Моя лаборатория лишь щелка ввода в его электронное нутро. Высокая решетка справа от стола - замаскированный фильтр приема. И когда посетитель садится в кресло, я незаметно нажимаю кнопку...

*

- ...заболеете! Вам нужно перекусить перед сном. Вы вторые сутки почти не едите.

Я оттолкнул поднос с едой.

- Убирайтесь к дьяволу, Мартин! Я сегодня вкусно пообедал. Салат, кровавый бифштекс, сосиски... Великолепный обед! Вы мне мешаете, Мартин.

- Сосиски были вчера, а бифштекс вы ели на прошлой неделе, профессор. Вся ваша сегодняшняя еда - черный кофе из термоса.

- Ваше счастье, Мартин, что я вам не жена. Без кочерги в руках с вами невозможно разговаривать. Поставьте поднос на стол и исчезните.

Он примостил поднос на свободное от бумаг местечко и отошел в сторону. Я грозно посмотрел на него.

- Вы оглохли, Мартин? Я сказал - исчезните!

- Будет исполнено. Вам нужно раньше освободить поднос.

Я понял, что споры с ним займут больше времени, чем еда. Этот человек упрям, как столб. Из двух зол я всегда выбираю меньшее. Если мне не удается сразу прогнать Мартина, я делаю то, на чем он настаивает. Я мог бы уволить Мартина за непослушание, но новые слуги вряд ли будут лучше. Мне со слугами не везет. Те, до Мартина, тоже ни во что меня не ставили. У него к тому же есть неоценимые достоинства - он немолод, одинок, искренне считает меня научным гением и видит свое счастье в обережении меня от всего, что может помешать моей работе. Правда, дальше хозяйственных дел его забота не идет.

- Пирожки необыкновенно сочные, а бутерброды выше всех похвал, сказал я, заканчивая еду. - Я, кажется, и вправду проголодался. Теперь вы исполните мою просьбу, дорогой Мартин, и удалитесь?

- Непременно, профессор. В час ночи зайду, профессор.

- Зачем?

- Напомнить, что пора спать.

- Вы считаете меня ребенком, Мартин?

- Нет, профессор. Дети многое умеют делать без подсказки.

Я видел, что и на этот раз его переспорить не удастся.

- Позвоните по телефону, Мартин. Я лягу сейчас же, как вы напомните, что пришло время.

Он с сомнением посмотрел на меня. Просто удивительно, как он не верит в мою самостоятельность.

- Хорошо, - сказал он. - Я позвоню.

Это прозвучало угрожающе. Не обычное вежливое: "Слушаюсь!", а что-то вроде: "Ладно, ладно. Не думайте, что это у вас пройдет гладко!" Мне сегодня предстояли слишком важные дела, чтобы завязывать спор из-за пустяков.

Когда Мартин убрался, я опять включил телевизор конвейерной линии. Фигурка уже не походила на зародыш, это было вполне человекоподобное существо. Оно бултыхалось в семьсот тринадцатом чане в почти непрозрачной белковой массе, и я плохо различал его - что-то с головой, четырьмя конечностями, плотненьким туловищем. В чане бурлил питательный раствор, и человечек то забавно взмывал вверх, отбрасывая конечности, как крылья, то, складывая их, скользил вниз. Я долго любовался моим созданием. У меня сладко щемило сердце. Человечек был больше чем мой ребенок. Он был - я сам.