Тридцать лет спустя

— Гляди-гляди, председатель палаты национальностей сидит.

— Смотри-смотри, первый зам. генерального идет!

Ну, идет! Чего мы так радуемся? Что он пешком идет, а не едет в бронированной “Чайке” в сопровождении охраны?

Вы зайдите в любое учреждение, в любую контору — там на стене обязательно чей-нибудь портрет висит или, в крайнем случае, скульптура в коридоре Бюст. С ногами.

Да что портрет! Я вот недавно французские деньги видел. Там на каждой купюре писатель изображен, философ или, ученый. А у нас на всех деньгах только Владимир Ильич. Вилен! Интересно, по какой причине?.. Что он, так деньги любил? Или наоборот: гениально предвидел, что на эти деньги ничего не купишь?

Правда, надо сказать, что у нас в России всегда на деньгах царей изображали. На золотом рубле — Николай. Так и называли — Николашка. На сто рублевке — Екатерина Первая. Катенька, катериночка. Мы почему-то деньги всегда ласково называем. И теперь тоже: сто рублей — Володенька, пятьдесят — пол-Володеньки. А металлический рубль совсем ласково — картавенький.

Но это так, лирическое отступление. Я о другом хочу сказать: до чего же мы любим дружно исполнять команды. То — ломай церкви, гони попов! Ура-a! Теперь — строй церкви, зови попов! И зовем. Слава богу, зовем наконец. Причем не только в церковь, а прямо в Верховный Совет. А знаете для чего священники в Верховном Совете сидят? Чтобы отпускать грехи нашему правительству.

Вообще-то у нас правительство хоть и грешит, но любит исправлять свои ошибки. Вон Владимира Высоцкого при жизни и травили, и не печатали, и петь не давали. Зато когда умер, ровно через восемь лет вручили ему Государственную премию СССР. Гуманный акт, сердечный поступок нашего доброго правительства. У нас всегда любят делать добро. Покойным. Так иной раз и представляю себе, как ходят государственные чиновники по кладбищу и радостно сообщают лежащим:

— Товарищ Иванов, вам прибавили пенсию.

— Товарищ Сидоров, вы реабилитированы.

— Товарищ Кузькина, поздравляем! Ваша облигация выиграла.

Скажете, фантастика? Так не бывает?.. У нас все бывает! Каких только приказов мы за свою жизнь не наслушались:

— Нельзя менять большую площадь на меньшую без разрешения исполкома!

— Не уплатившим квартплаты ЖЭК справок не выдает!

— Позволяется иметь на дачном участке пять яблоневых деревьев!

Почему — пять? Почему не три или не восемь? И вообще, почему какой-то дуб должен решать, сколько нам иметь яблонь? Откуда они вообще берутся на нашу голову? Ни ума, ни образования — одна страсть к руководству. Да они за свою жизнь всего две книжки прочли: сберегательную и партийную!

А мы ко всему привыкли, со всем соглашаемся. Да еще этому оправдание находим:

— Нельзя вводить частную собственность! Государству это невыгодно.

— Цены придется повышать. Это необходимо для государства.

А я вот хочу спросить: это кто такой — государство?.. Это же мы с вами. Мы все! И если нам плохо, значит и государству плохо. А если кому-то и хорошо, так это не государству, а руководителям государства. Не надо путать разные вещи. Нас и так уже всех запутали.

Мы причины нашей жуткой жизни ищем не в бездарном руководстве, не в семидесятилетней гегемонии нашей славной партии. Нет, мы другие причины отыскиваем. В основном, слухами питаемся. Ну, питаться-то нечем, вот мы и питаемся слухами:

— Знаете, почему крупы нет? Все крысы съели. Говорят крысы появились — два метра, хвост и уши как у пожилого зайца!

— Знаете, почему молока нет? Говорят, все коровы забастовку объявили. Требуют равных прав с доярками. Чтобы раз доили их, раз — доярок!

Сорок пять лет после войны прошло, а у нас снова вводят продуктовые карточки. Мы и против этого не спорим.

Побежденные немцы шлют своим победителям продуктовые посылки:

— Битте-дритте, закусите! Только больше не проситте!

И все равно находятся такие, которые готовы все оправдать:

— Верной дорогой идем! Не откажемся от социализма! Готовы выполнить любое задание любого советского правительства!

И, действительно, эти всегда готовы. Как пионеры. Это ведь только у нас могла родиться такая горькая шутка: на собрании объявляют:

— Завтра всем явиться в шесть утра! Будем вас вешать.

А из зала рука тянется:

— У меня вопрос: веревку с собой приносить или будут выдавать?

Трудно мы живем, очень трудно. Устали все от пустых прилавков, от бесконечной беготни, а главное, от фальшивых слов.

Вот я с детства слышу, что у нас в стране все равны. А так ли это на самом деле? Вот вы можете себе представить такое объявление: “Всех членов политбюро просим явиться на овощную базу для перебирания гнилой картошки!” Не могу представить! Врачей там представляю, ученых — тоже, а политбюро на овощной базе не могу вообразить. На торговой базе еще могу, а на овощной — нет.

Ведь их даже на пенсию отправляют не в связи с развалом страны, а в связи с состоянием здоровья. Вроде все у нас в стране замечательно, только вот здоровье у него подкачало. Бедный. Несчастный. Подайте кто сколько может на персональную дачу.

Вот и получается, что на словах у нас все равны, а на деле: мы равны, а они немножечко равнее.