Тридцать первая жена, или Любовь в запасе

– Я не понимаю, что может быть общего у принцессы и этой компании комедиантов? – прорвало Когана, когда мы шли обратно. – Если станет известно, что сама принцесса перед ними танцевала в непотребном виде, – это конец репутации! Ты не думала о том, как будешь оправдываться перед Владыкой, если все откроется? Ради чего так рисковать?

– Тебе не понять. А на мнение Владыки, его одобрение или неодобрение мне глубоко плевать.

– Смелое заявление. И глупое.

– Почему же? Что он мне сделает? Отправит обратно к отцу? Так это ему невыгодно: тогда скандал и разрыв договоренностей. Запретит выходить и посадит на хлеб и воду? Не страшно, уже сидела в одиночестве, обходясь без слуг.

– Тебя не пугает потеря репутации и позор перед всеми?

– Перед кем позор? – рассмеялась я. – Перед кучкой незнакомых мне людей, которых я в глаза не видела, но которые могут чисто гипотетически меня осудить? Смешно! Перед Владыкой? Это ему позор, что в его дворце тридцать первая жена умирала от голода и никому не было до нее дела.

– Ты вроде жива и здорова.

– Это не его заслуга. После трех дней голодания, когда закончились все запасы и деньги, пришлось брать жизнь в свои руки и требовать причитающееся мне.

– Что же раньше не потребовала?

«Потому что меня здесь не было», – так и хотелось ответить, но для такого случая я заготовила другое объяснение.

– Мне не было восемнадцати, раньше я не могла распоряжаться самостоятельно своими деньгами, считаясь несовершеннолетней.

– А обратиться к Владыке и сообщить о своем бедственном положении гордость не позволяла?

– Какая гордость? Пытались, но никто не хотел принимать прошение, зная, что Владыка не желает, чтобы ему напоминали о неугодной жене.

– Может, следовало вести себя по-другому в самом начале и не наживать врагов?

– О да, давай обвиним во всем глупую несовершеннолетнюю девочку, а не взрослого мужчину, который взял на себя ответственность, назвал ее своей женой, а притащив к себе во дворец, тут же забыл о ее существовании! – вызверилась я.

Выдохнув и сделав несколько успокаивающих вдохов, я закончила:

– Пусть другие его боятся или восхищаются, но для меня он полное ничтожество, неспособное ни позаботиться о женщине, которую назвал женой, ни порядок навести в собственной стране! Может, боги ему и наследников не дают потому, что ему нет дела до слез чужих детей, которым даже за помощью обратиться некуда.

Коган дернулся как от пощечины, шумно вдохнув, словно ему не хватало воздуха, и сжал кулаки. Что, не понравилось? Правда глаза всегда колет.

А то тычет мне этим Владыкой при каждом слове. Лучше пусть сразу до него дойдет, что тот для меня никто и звать никак. Я его не боюсь. Да и кого мне бояться в моем-то положении?

– Но это отношение к нему почему-то не помешало тебе подать прошение на участие в празднике проверки на истинность.

Думает, что уел? А вот фиг ему!

– Это был акт отчаяния. В то время считала, что это единственная возможность хоть как-то изменить свое положение.

– Ты говоришь неправду.

Да чтоб его! Не знаю, каким образом он, словно детектор, ощущает ложь, но признавать, что принцесса до последнего надеялась доказать свою истинность, я не хотела ни за какие коврижки.

– Тогда как тебе такая правда? Если бы сейчас Владыка дал мне разрешение на участие в празднике – я бы отказалась. Решил сделать своей женой – я бы отказалась, и плевать на все подписанные договоры. Я его презираю.

– Громкие слова для той, кто уже его жена, – парировал Коган.

– Как отметил Владыка, отказывая мне в прошении, формально в храме мы с ним не венчались и женой в полной мере я не являюсь. Я была несовершеннолетней, судьбой которой распоряжался отец, а теперь имею право голоса, и если вдруг у Владыки появятся на меня планы, его будет ждать лишь один ответ – нет!

– Но при этом ты надеваешь красный плащ, незаконно присваивая себе звание истинной.

– Да оно мне и даром не нужно! Я просто хочу свободы, – устало ответила я, утомившись хоть что-то донести до этого твердолобого дракона.

– А во дворце ее нет?

– Ты не понимаешь. Свободы идти куда пожелаю, вести себя как угодно, без оглядки на этикет и правила поведения. Здесь меня никто не знает и никому до моей персоны дела нет.

– Тебе никто не запрещает выезжать в город, можно это делать, не нарушая правил.

– Уверен? В мой официальный выезд в город я хотела пообедать в местном ресторане, но для этого нужно заранее выбрать заведение, закрыть его на спецобслуживание, проверить повара и еду. Какое удовольствие есть в пустом заведении? А вчера мы со Стефом и Эйлер прекрасно пообедали в таверне, никого не напрягая своим присутствием. Разве могла бы я с отрядом охраны сделать так же или спокойно гулять по набережной? – возразила я. – Мне хочется самой все осмотреть, я же ничего не видела толком, понять, как живут люди, составить собственное впечатление о столице.