Тридцать три - нос утри

С этой дурашливой песней (исполняемой для подавления страхов) Винька побежал со двора. Якобы к Толику.

Он выбрал дорогу через овраг. Заглянул к бочаге. Здесь никого не было, только искрились в предвечернем солнце стрекозы. Тепло, безветренно, вода – как зеркало. Виньке и нужно было зеркало. Он встал на краю мостков, наклонился над своим отражением.

Да, темная рубашка хорошо сольется с сумраком. Штаны тоже. Лицо, руки и ноги, конечно, не как у негра, но такие загорелые, что и они Виньку не выдадут. И волосы. Они, хотя и посветлели к середине лета, но все же не как у блондина. Вот только белые пуговки были явно не к месту.

Винька прыгнул с мостков на берег и безжалостно замазал пуговки сырой глиной. Затем так же поступил с коленями, чтобы закрыть розовые проплешины от сухих отвалившихся корост. И с пряжками на сандалиях – чтобы не заискрились.

По лестнице он выбрался из оврага и помчался на Кировскую, к библиотеке.

2

Летом читальный зал закрывался в восемь. Времени оставалось с полчаса.

Три белые узорчатые башни церкви казались золотистыми в свете июльского вечера. Винька привычно полюбовался ими от угла Кировской и Первомайской и наискосок пересек пустую мощеную дорогу.

С независимым видом потянул тяжелую дверь. А что такого? Пришел мальчик в библиотеку. Поздновато, ну да мало ли какие могут быть причины...

Полутемный вестибюль обдал Виньку резкой прохладой и привычным, но все равно таинственным запахом, который источали старинные кирпичи и тысячи книг. Сердце застукало. “Глебка, не отставай, ладно?”

Сперва Винька думал, что честно подойдет к Петру Петровичу, попросит томик “Виконта” посидит с ним “до упора”, а при последнем ударе колокола выйдет из зала и притаится в коридорном сумраке.

Но сейчас он почуял, как безлюдна в этот момент библиотека. Наверно, никого, кроме Петра Петровича, в ней уже нет. И поскольку никто Виньку не встретил, зачем хитрить-мудрить?

Винька на цыпочках пошел по чугунным ступеням плавно изогнутой лестницы. В коридоре второго этажа ярко светились полукруглые окна с узорчатыми решетками. Но в тамбуре, который соединял читальный зал с коридором, окон не было. Горела под потолком неяркая лампочка. А дальний угол просторного тамбура укрывала густая тень. Кроме того, там стоял застекленный шкаф – между ним и окрашенной в темно-зеленый цвет стеной оставался узкий проём – в нем совсем темно.

В этот проем и задвинул себя проникший в тамбур Винька. Прижался лопатками к прохладной стене.

Где расположился Глебка – непонятно. Однако он по-прежнему был рядом. Без него Винька, наверно, совсем ослабел бы от боязливости.

Оставалось ждать и бояться. Бояться пока что не темноты и гулкости пустой церкви, а того, что его, Виньку, обнаружат.

Но как? Если Петр Петрович, проходя через тамбур, и глянет в сторону шкафа, Винька все равно неразличим. Он – человек-невидимка.

Лишь бы скорее...

Виньке ведомы были все здешние порядки. Он знал, что дверь в читальный зал не запирается. Замок лишь на той двери, что ведет из тамбура в коридор.

Утром опять придется прятаться здесь же, чтобы выскользнуть незаметно. Но до этого еще далеко. Впереди ночь – неведомая и долгая... У Виньки холодело в животе.

Дважды ударил колокол. Значит, в зале все же есть читатели. Да, прошли через тамбур две аккуратные девицы-старшеклассницы. Может, как Варя, готовились поступать в институт?

Хорошо, если Петр Петрович не задержится в зале после восьми...

Он не задержался. Вышел почти сразу после девиц, даже не позвонил больше. Значит, в зале никого уже не осталось.

Скрипнула дверь... Ох, ну скорее же! Да идите же вы, Петр Петрович, домой! Без задержки!

Он остановился в тамбуре. Сутулый, седой, в своем потертом кителе. И... конечно же, глянул туда, где Винька!.. Нет, это он на шкаф. Подошел к нему, растворил дверцы. Что-то искал на полках и мурлыкал:

Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы... Товарищ... Товарищ... 

– А куда же, товарищ, она подевалась? Неужели я ее оставил дома? Будь ты, товарищ, неладен...

Неужели он не слышит, как колотится Винькино сердце? Будто кулаком по пустому ведру!..

Все кончается. Кончилось и это испытание. Бормоча, Петр Петрович покинул тамбур. Увесисто прикрылась наружная дверь. Щелк – погасла лампочка. Сразу мрак хоть выколи глаза!.. Нет, не совсем. Сквозь щель у двери читального зала пробивался свет.

Винька помаялся в темном углу еще несколько минут. Вдруг Петр Петрович что-нибудь забыл и вернется? И тогда – здрасте, дорогой товарищ Греев! Это будет, пожалуй, неприятней всяких привидений и духа Тьмы.

“Не думай о них”, – подсказал Глебка.

“Не буду. Честное пионерское...”

Винька выбрался из-за шкафа и толкнул дверь, ведущую в зал.

Пахнущий книгами простор открылся навстречу Виньке. Пустой зал казался куда шире, чем в обычное время, при читателях. Он был косо просвечен желтыми лучами – они входили в узкие, с полукруглым верхом окна. Пробивались через частые переплеты рам и листья тополей за стеклами.