Тридцать три рассказа о журналистах

Чернобыльская атомная электростанция и её окрестности шокировали сразу. И даже не радиацией – её всё равно на видно. Поражало то, что всего в нескольких километрах от места ядерной катастрофы люди беззаботно играли в футбол. «Сняв галифе, прямо в синих трусах по колено, лихо гоняли мяч под лучами яркого в тот год солнца молодые солдатики»[69], – так писал о майской Припяти журналист Николай Долгополов. Его как корреспондента «Комсомольской правды» направили в смертельно опасную зону сразу после аварии.

Смертельная опасность – это не фигура речи. Кто «схватил» дозу в сто рентген, с высокой вероятностью заболевал лучевой болезнью, а после пятисот шансов выжить уже практически не оставалось.

«Вот девочка-вожак из района Полесья, бесстрашно засыпавшая песком и щебнем смертельные пожары. Позавчера еще с гордостью рассказывала мне о своих ребятах-комсомольцах. И такой подъём, такая сила. Врачи объясняют, что так часто бывает после большой дозы радиации. А сегодня ищу её, чтоб вручить большую комсомольскую газету. Но уже не найду. “Нет ее. И уже никогда не будет. Вот так легла и ушла. Тихо-тихо”»[70].

Много людей погибло тогда от радиации – и пожарных, и военных, и просто добровольцев. Кто-то умирал сразу на месте, кто-то спустя небольшое время. А кого-то болезнь настигала через годы. Тяжёлая это была и страшная страница нашей истории.

Нашему герою, можно сказать, повезло: он выжил в радиационных полях, и почти единственной ценой, уплаченной за смертоносную командировку, для него стала потеря любимых туфель. Прибор показал, что они излучают радиацию, и их пришлось закопать в землю.

Николай Михайлович гордится больше всего журналистской премией за мужество и мастерство, проявленные при ликвидации Чернобыльской аварии в 1986 году.

Но в жизни журналиста чёрную полосу обычно сменяет белая, а тяжёлое и опасное перемежается с весёлым. После Чернобыля его, как бы в награду, направили работать в Париж собственным корреспондентом «Комсомольской правды». Как он сам вспоминал потом, больше всего проблем во французской столице ему доставляли французский язык и вина.

Язык он знал, но недостаточно хорошо, чтобы понимать жаргонную речь простых парней с рабочих окраин. А поскольку Николай Михайлович превосходно играл в настольный теннис, то и в Париже он выступал за сборную 15-го района (причём он принёс своей команде чемпионский титул), а напарником его был молодой француз-бензозаправщик с такой жуткой речью, что его и свои-то не понимали. Тут впору бы отступиться, но Николай Долгополов заставил себя как следует выучить язык, и смог даже переводить ужасную французскую речь своего напарника всем его друзьям на правильный французский.

Николай Михайлович не считает себя великим сомелье[71], но в винах разбирается. А начал он пробовать их потому, что французы часто приглашали его на дегустации. Он много ездил по Франции и по всей Европе по приглашению винодельческих фирм, чтобы попробовать, сравнить и оценить их продукцию. Но, в отличие от французов, не выплёвывал вино во время дегустации, а выпивал весь бокал целиком, чем обращал на себя всеобщее внимание, по его же собственному признанию. Однажды ему даже намекнули, что вином нужно только смачивать рот, а остальное сплёвывать, на что он ответил: «Если в Москве узнают, что я выплёвывал такое вино, меня четвертуют на Красной площади»[72].

После столь внушительных уроков жизни, журналист уже может позволить себе брать интервью у великих. Среди французов и француженок самой-самой на тот момент была писательница Франсуаза Саган, автор двадцати нашумевших романов и «прожигательница жизни», как она себя сама величала. Она была необыкновенно популярна, и даже президент Франции бывал у неё в гостях. Интервью она никому не давала, скрывалась от журналистов, её автоответчик всем любопытным отвечал, что они попали в прачечную. Однако Николаю Михайловичу удалось не только побеседовать с Франсуазой у неё дома, но даже войти к ней в доверие. А если точнее, то хозяйка напоила его французскими винами, активно «дегустировала» их вместе с ним, после чего нетвёрдыми шагами вышла из дома и предприняла попытку сесть за руль, чтобы отвезти советского журналиста домой:

«Я вас отвезу! – воскликнула Франсуаза. – Люблю ездить в дождь по Парижу!»[73]

К счастью, великую писательницу удалось отговорить от столь опрометчивого шага.