Тридцать три удовольствия

Начало мая, да и конец апреля, в том году выдались на редкость жаркими. В день свадьбы Николая Степановича и Ларисы Николаевны жара пробудилась раньше всех. Всю ночь накануне я почти не спал, мурашки бегали у меня по коже от предвкушения грядущих событий. С первыми лучами солнца я уже был на ногах, очень долго, прямо как Николка, чистил себе перышки, сорочку нагладил до такой степени, что она стала похожей на рекламное изображение. Потом отправился на рынок за цветами и поражался, что в восемь часов утра в Москве уже жарко, как в Каире. А когда в десять я отправился к Николке, то по дороге изрядно взмок, хотя одет был в белую сорочку и легкий летний костюм кремового цвета. В дипломате у меня лежал пистолет в коробке из-под гаванских сигар и скромные подарки молодым — миксер и маленький японский магнитофончик. Добираясь на такси до Ставропольской улицы, где возле самого Кузьминского лесопарка жили родители Николки и где должна была состояться свадьба, я чувствовал, как к сердцу подступает волнение, хотя до начала задуманной мною и Ардалионом операции было еще несколько часов. Ардалионов «фордок» уже стоял у подъезда. Игорь с женой тоже были там. Все ждали только меня — свидетеля со стороны жениха. Мухе Мухиной отведена была роль свидетельницы со стороны невесты. Из Киева приехала только крестная Ларисы, голубоглазая пожилая женщина, Тамара Петровна. В одиннадцать отправились на улицу Грибоедова. Я ехал в машине с женихом и его отцом, Степаном Николаевичем. В машине с невестой ехали ее крестная, Маша Мухина и будущая свекровь, Антонина Ивановна. Ардалионов «фордок» забрал оставшихся — самого Ардалиона Ивановича, Игоря Мухина и родного дядю Николки, Петра Николаевича с женой, Маргаритой Леонидовной. Итого, одиннадцать человек. Как я предполагал, финансовое состояние Николки не позволяло ему устроить более пышное пиршество. Большая часть денег была угрохана на необыкновенно красивое платье невесты, новый костюм для жениха, кольца, два заказных автомобиля и все остальное. Так что застолье обещало быть скромненьким.

И вот мы во Дворце бракосочетаний, самом знаменитом в Москве. Николка чрезмерно волнуется, я то и дело ободряю его:

— Ну ты что, первый раз замужем, что ли?

Но все же он счастлив. Лицо его, бледное и взмокшее от жары, выражает восторг по поводу происходящего события. На нем светло-серый костюм, изящно подчеркивающий его стройную высокую фигуру, галстук подобран со вкусом. На Николку заглядываются из других свадеб, оттуда доносятся восторги:

— Хорош жених. Подтянутый, стройный, красивый. Прямо гусар!

— Да и невеста хороша. Просто конфетка. Кукла Барби.

«Ох, дуры!» — думаю я и вспоминаю, как я тоже, когда впервые увидел Ларису и ее подружку, дал им определение «барбочки». Нет, конечно, она не Барби, в ней ничего нет стандартного. Она просто тонка и изящна, в ней нет той особой спортивности, к которой стремятся теперь девушки, свихнувшиеся на американизме. В то же время и чего-то невероятно особенного в ней нет. Но почему же так щемит мое сердце, когда объявляют:

— Жених Старов и невеста Чайкина!

Мы входим в просторный зал бракосочетаний, квартет музыкантов исполняет свадебный марш Мендельсона, как будто музыкальная культура человечества не изобрела более ни одной свадебной мелодии. Когда музыка прекращается, красивая женщина с очень высоким бюстом читает небольшую лекцию-проповедь о вреде семейной жизни, об ответственности за совершаемое преступление, и, лишь испытав терпение брачующихся, спрашивает их о добровольности вступления в брак.

— Да, — громко объявляет свою готовность номер один Николка.

Доходит очередь невесты. Птичка вдруг слегка оборачивается и бросает на меня вопросительный взгляд, словно догадывается о том, что мы замыслили с Ардалионом Ивановичем.

— Да, — почти шепчет она.

Ставятся подписи. Николка кладет на документ ровные и изящные, как он сам, фигуры букв. В графе невесты появляется подпись, похожая на то, как расписывался Антон Чехов. Моя подпись карикатурна, как все во мне и моей жизни. Муха Мухина ставит кляксу и из нее выводит происхождение своей фамилии.

Обмениваются кольцами. У Николки трясутся пальцы, будто он извлек первое золотое украшение из гигантского клада инков. И это украшение выпадает из трепетной руки археолога, катится по красному ковру, он ловит его, краска заливает ему все лицо, мне хочется схватить Николку, спрятать его за пазуху и унести от акта бракосочетания, от этого конфуза с оброненным кольцом. Но вот все успокоились и процедура обмена колец доведена до конца. Через какое-то время, после фотографирования всех присутствующих, кончается волнующая церемония, и мы все выходим из зала пыток, пьем шампанское — антиалкогольная кампания недавно с успехом провалилась и уже вновь разрешено пить во дворцах бракосочетаний. А жаль, так и не довелось мне ни разу побывать на безалкогольной свадьбе, этой комсомольской выдумке горбачевизма.

В машине жених и невеста теперь уже едут вместе. Я сижу с ними на заднем сиденье, а свидетельница едет на переднем.