Тридцать три удовольствия

— Друзья мои, — сказал он мягким тоном. — Преступники, конечно, виноваты. Злодеяние, которое они совершили, не поддается никакому осмыслению, и может быть объяснено лишь коллективным умопомрачением. Виновны ли они, что наша невеста столь прекрасна и обворожительна, что заставила их забыть все и совершить дерзкое похищение. Нет, нет и нет, не виновны! Виновна же одна только женская красота и прелесть. Она — главная виновница всех или почти всех преступлений, совершаемых человечеством, начиная с известных всем событий Троянской войны. Вот кого надо судить судом всего человечества. Но подобный суд не может быть в руках людского племени. Это — высший суд. Поскольку по иронии судьбы на этом судилище я выступаю одновременно в роли адвоката и прокурора, то своею волею я выношу следующий приговор: «По статье номер один уголовного кодекса республики Ардалионии, учитывая смягчающие обстоятельства, приговорить троих злоумышленников к немедленному распитию шампанского». Приговоренные, снимите ваши маски! Официанты, подайте им орудия казни, пусть сами исполнят свой приговор.

Под масками оказались три улыбающихся физиономии молодых парней, одного из которых я даже знал — это был Миша Обухов, ближайший компаньон Ардалиона Ивановича по фирме, довольно прыткий юноша, удачливый коммерсант, лишенный хотя бы капли остроумия. Сомневаюсь, что все происшедшее сегодня он воспринял как просто шалость. Наверняка он был уверен, что вся шутейная операция принесет фирме какой-то навар в будущем. Двое других — один из ворвавшихся в квартиру и водитель, ждавший похитителей у входа в подъезд, были у Ардалиона какие-то новенькие. Выпив по полному бокалу шампанского, они сели за противоположный от новобрачных край стола и, будучи помилованными, приняли участие в свадебном пиршестве.

Дальше эта, как бы вторая, свадьба Николки и Ларисы протекала со все нарастающим весельем и буйством. Каждый из тех, кто не знал заранее о задуманном ужасном розыгрыше, чувствовал себя чудесным образом спасенным от какого-то страшного и непоправимого горя, и потому многие сразу хватили лишку. Еще до сумерек Костя отвез в Москву родственников Николки. Оставшиеся же яростно отплясывали с цыганами, потом на закате отправились купаться в пруду, я испачкал свой светлый костюм, накинув его на плечи какому-то прибрежному кусту. Плавая в холодной воде пруда, я чувствовал себя невероятно сильным и трезвым, как стеклышко, но когда вылез и согрелся, то опьянел еще больше. У дальнего берега пруда было обнаружено забавное плавательное средство — военный понтон, состоящий из трех длинных полых металлических цилиндров, скрепленных между собой перекладинами. Взяв вместо весел какие-то длинные доски, мы плавали на этом понтоне по пруду и пели песни. Одновременно на нем могло разместиться двенадцать или пятнадцать человек. Не случайно на одном боку у него было выведено красной краской: «ТИТАНИК». Мы прокатили на нем жениха и невесту, потом катались вместе со всеми цыганами и во время этого путешествия Игорь Мухин свалился в одежде в воду, за что его очень сильно пропесочила жена Маша.

Усадьба и пруд, где происходило наше свадебное пиршество, раньше принадлежали одному помещику, после революции здесь долго размещался детский приют, а после войны был организован пионерлагерь «Солнышко». И вот в этом году фирма Ардалиона Ивановича купила сей замечательный двухэтажный дом с тридцатью восемью помещениями, чтобы впоследствии организовать здесь частный санаторий и заколачивать большие деньги. Дом нуждался в ремонте, дабы за проживание в нем можно было драть три шкуры, но для проведения свадебного пира он подходил как нельзя лучше. Для молодых на втором этаже была устроена спальня с широкой кроватью, для гостей — несколько комнат на первом этаже. Но в большинстве других комнат уже находилось все необходимое для ремонта, кое-где ремонт уже даже начался.

Когда стемнело, мы развлекались стрельбой из ракетницы, пока не исстреляли весь привезенный запас ракет. Потом отвели молодых в их спальню. И Николай Степанович и Лариса Николаевна были пьяноваты, особливо он. Оставив их наедине, мы отправились на берег пруда и разожгли там огромный костер, на котором, когда он прогорит, вознамеревались поджарить поросенка. Цыгане, сидя у костра, играли на гитарах и тихо пели. Глаза у меня слипались и все плыло то вверх, то в стороны. Я жалел, что не прихватил с собой кого-нибудь из своих прежних подружек или не позвал одну новую знакомую, с которой у нас еще ничего пока не было, но после такого дня и ночи вполне могло быть.

— Уметее вы веселиться, Ардалион Иваныч, — приговаривал я, глядя на круглую и глазастую физиономию нашего великого авантюриста и шалуна. — А что вот мы завтра будем делать, а? Может, подпалим под утро всю вашу новоприобретенную усадьбу к чертям свинячьим?

— Мысль хорошая, но вредная, — урезонивал меня Тетка. — Если на ней зациклиться, то и впрямь подпалим.