Тридцать восемь сантиметров

Поворачивая в коридор третьего этажа, курочка оборачивается и улыбается мне. Никогда не любил авансов от женщин. Если женщина тебе их выдает, а тем более такие откровенные, это значит, что она от тебя чего-то ожидает взамен. Любви, денег. Или и того и другого вместе. Я чуть кривлю губы в улыбке и продолжаю подниматься. Это нетрудно. Особенно если думаешь о другой.

Надо признать: Кони мое самое ценное приобретение в этой жизни. Я вспоминаю о ней и позволяю себе прикрыть глаза. Других для меня не существует. Потеряв все, обрести больше – разве не высшее счастье в этом говеном мире? Кони для меня сама жизнь и стоит много больше всех самых пламенных авансов. Я готов признать, что люблю ее. Странно, правда? Очень странно признавать, что любишь другого человека. Это, по нынешним временам, признак слабости или еще чего нездорового. Но это так, я болен и болен женщиной. Как-то просто ложится в душу – «болен женщиной». Я улыбаюсь, поднимаясь на четвертый этаж по старой затертой ногами многих лестнице.

***

– Ты кто такой? – дверь приоткрылась ровно на длину цепочки. Эти шутки мы уже проходили много раз. Достаточно оставить между собой и собеседником приоткрытую дверь и начинаешь чувствовать себя в безопасности. И это чувство ложное. Во всяком случае, я знаю три способа устранить проблему. Ни один из них не доставит удовольствия собеседнику.

Стоит признать, что эта Марта ничего. Особенно если любишь рослых девиц с оливковой кожей. К тому же, смотрящих на тебя так, что со страху даже Человек-паук напустил бы в трусики.

– Ты кто такой? – повторяет она, пока я инспектирую экстерьер: вытянутое скуластое лицо, с большими злыми глазами, небольшую грудь в спортивном бюстгальтере и длинные ноги в темных леггинсах. Рельеф пресса между топиком и низом. Она в форме, милая Марта. Над верхней губой капельки пота, а телевизор негромко выдает программу по шейпингу. Надо признать, девочка следит за собой.

– Марта Фойгт? – спрашиваю я, смягчая звучание лающей фамилии. Она смотрит на меня.

– Допустим.

– Отдел расследований таможенного управления, – ставлю ее в известность. Красотка подбирается, сейчас у нее не лицо, маска. Под которой видно, как бежит кровь. Марта Фойгт начинает волноваться.

– И что? – спрашивает она меня.

– А то, киска, что ты сейчас соберешься и поедешь со мной, – добиваю я. – У меня к тебе много вопросов. Прогуляемся и поболтаем, ты же не против?

– Мне нужно переодеться, – на мой взгляд, она хороша и так, тем не менее, я киваю. Дверь закрывается.

Слышно как она отходит вглубь комнаты и с чем то возится. Чтобы чем-то заняться я нагибаюсь перевязать распустившийся шнурок. И тут начинается.

Ни с чем несравнимые ощущения, когда красотка хочет наделать в тебе дыр на порядок больше предусмотренного природой! Все грохочет! Взрывается! Бахает! Лопается! Взлетает на воздух! Косово! Сомали! Ирак! Собрание собственников «Бритиш Петролеум», когда нефть падает! Папа нашел дочку на порносайте! Вкладчики банка обнаружили, что вкладывали не туда! Летит штукатурка и щепа от двери.

Если смерть визжит тебе на ухо «Алоха!» несколько раз, то поневоле начинаешь задумываться, что в этом мире не так. Необычное чувство. По выражению моего сдобного начальника: ощущаешь себя клопом спутавшим направление и потерявшимся между булок седалища.

Мгновение, и я уже на полу, пытаясь, вставить свои пять копеек, между залпами карманной гаубицы Марты. Трофейная хлопушка все никак не хочет заводиться. И вместо выстрелов выдает жалобное молчание. Пока я вожусь с предохранителем, в квартирке моей собеседницы хлопает окно и начинает гудеть пожарная лестница. Мышка пытается смыться, здесь для нее становится слишком горячо.

У нас с ней что-то вроде гонки. Только она спускается по внешней стороне здания, а я несусь вниз по лестнице. Несусь мимо удивленных вопросов и окриков. Мимо полуодетых, оторванных от домашних дел любопытных. Все бросают партерную борьбу, останавливают генераторы томных вздохов, чтобы посмотреть как я бегу. В этот день у случайных постояльцев этого борделя праздник. Сразу два удовольствия: секс и стрельба. Поразительно, но если падаешь на улице с сердечным приступом, к тебе едва ли кто подойдет, а вот на возможность получить пулю в кастрюлю люди клюют тысячами. И все как один оснащены телефонами. Десятки вытянутых рук со смартфонами. Не дай бог упустить момент, когда кому-нибудь отстрелят скворечник. Они этого не переживут.

Ступени мелькают. Я мчусь мимо груд белья и мусорных баков. Спотыкаясь и кляня свою глупость. Ну кто мог предусмотреть, что у мисс Фойгт может быть артиллерия такого калибра? Кто? Да хотя бы Мейерс, приятель! Быть идиотом, это сейчас модно.

– Вызывай полицию! – беспомощно кричу я страдальцу за стойкой. В ответ, он издевательски ухмыляется. Надо будет потолковать с ним потом, когда все успокоится. Сломать ему вторую граблю для симметрии, с этой жестокой мыслью я выскакиваю во двор.