Тридцатая застава

Как позже выяснилось, Кравецкий, он же по документам рабочий Казатинского железнодорожного депо Василий Федорович Буц, действовал осмотрительнее своих друзей по шпионской школе. Натолкнувшись на пограничника, он под проливным дождем бежал по направлению к Варваровке, а потом свернул севернее и скрылся в густых зарослях на глухом разъезде. Пропустив рабочий поезд, а потом и товарный, следовавшие в сторону Коростеня, он уже поздней ночью на ходу вскочил на тормозную площадку грузового состава и к утру был на станции Коростень-Сортировочная. В простом поношенном костюме, с деревянным чемоданчиком-самоделкой, Буц не привлекал к себе внимания суетившихся по путям железнодорожников, свободно бродил между составами, выбирая нужное ему направление. В последующие дни он посетил Овруч, Житомир, Фастов и другие узловые пункты. Вояж этот по плану Шмитца предполагалось совершить после встречи с резидентом и с его помощью, чтобы на местах проверить донесение польской разведки о стратегических сооружениях вдоль южной части западной границы. И если бы не встреча на Збруче с Великжановым, так бы он и сделал. Пришлось встречу с главным диспетчером Ярченко оставить на последний день перед возвращением.

«Черт бы побрал эту двуйку!» — ругался в душе Кравецкий, утомленный переездами, недосыпанием, случайным питанием в станционных буфетах и нервным напряжением. Он знал, что в Советской стране с уважением относятся к рабочему человеку, но мысли о чекистах все-таки тревожили его душу. «Никаких военных сооружений нигде не видно. Каменные карьеры, жилые дома… И разговоров о войне не приходилось слышать. Выдумывают польские разведчики, чтобы побольше получить денег от своих хозяев. — А что? Разве я не смог бы сочинить что-нибудь о военных заводах или о большевистской „линии Мажино“? Кто проверит? — Поразмыслив немного, возразил сам себе: — Проверят, сволочи. Где-то здесь, наверное, болтается и Брауниц. А такие служат абверу не за деньги…»

С такими не очень приятными размышлениями на седьмой день после перехода границы Кравецкий подъезжал к Раздорожью. Прибыл поезд на вокзал перед вечером, но он не спешил. Сдал в камеру хранения чемоданчик и стал бродить по вокзальным помещениям, как бродит человек в ожидании нужного ему поезда. Мельком видел главного диспетчера, но в кабинет к нему не рискнул заходить.

Лениво прохаживаясь по перрону, зевая, — он действительно хотел спать и уже мысленно представлял, как завтра отоспится за все ночи, — но в то же время внимательно следил за кабинетом главного диспетчера. И когда тот в конце рабочего дня направился домой, последовал за ним через центр города к окраине.

Все складывалось очень удачно. Видимо, на границе успокоились, хотя это маловероятно, однако первый пыл поисков миновал.

В глухой улочке Кравецкий приблизился к резиденту и тихо, но внятно произнес пароль…

— Вы с ума сошли, молодой человек! крикнул тот. — Следуйте за мной.

И он начал петлять глухими переулками, пока с наступлением темноты не остановился за городком в густом кустарнике. Здесь они просидели около часа. Должно быть, резидент предупредил, что поиск продолжается, и посоветовал немедленно пробираться на север, в лесистые места, где легче проскочить границу. В ту же ночь нарушитель выехал в Казатин, где встретился с Коперко, адрес которого дал ему Ярченко, а оттуда — на Коростень — Овруч. Сойдя за Овручем на небольшой станции в лесу, Кравецкий облегченно вздохнул. Кажется, пронесло… Граница, почитай, рядом… Не мешкая, углубился в старый лес, который, он знал, тянется почти до самой границы. Здесь, наконец, можно отдохнуть, собраться с силами, продумать дальнейший план действий…

4

После похорон, поздно вечером, Кузнецов в присутствии Вайды и Симона Голоты беседовал с перебежчиками. Они снова попросились оставить их здесь, в колхозе. Голота горячо поддержал просьбу.

— Мы их знаем. До революции жили одним миром, вместе против панов боролись, вместе батрачили напомещичьих землях. А Ваню, сироту, прошу оставить у меня, за сына будет…

— Своей властью решить этот вопрос мы не можем. — Кузнецов помедлил и осторожно спросил: — Вы хорошо знаете всех своих людей? Из тех, кто шел с вами сюда, никто не отстал где-нибудь?

— Своих людей мы добре знаем, все, кто шел с нами на такое дело, здесь, кроме убиенного. А если кто и проскочил под шумок через Збруч, то мог быть какой-нибудь чужак…

— На такое дело, мне кажется, мог решиться только один, — добавил Иван Недоля.

— Кто?

— Недавно появился в панском фольварке племянник Кравецкого — Васька. Перед началом стрельбы я видел его в панском саду.

Отпустив людей, майор оставил Недолю.

— Что вы о нем знаете?

— А что я могу знать? Говорят, что сирота, каждый год приезжает летом на побывку. Где-то работает или учится…

Недоля не все сказал о панском племяннике — Ванда почти каждый день жаловалась, что проклятый паныч прохода ей не дает.

«Это к делу не относится», — подумал он и добавил:

— Да и что может знать батрак о своих панах? Они с нами и не разговаривают по-человечески, разве что обругать могут.