Тридцатая застава

Врач и офицер, украинец и поляк, они сблизились, заметив друг друга среди чванливых помещичьих сынков, из которых состояла большая часть офицеров части. Оба не принадлежали ни к какой партии и не скрывали друг от друга своих убеждений, ибо не видели в них ничего преступного.

Особенно окрепла их дружба после знакомства Поповича с Вандой, которая как-то навестила Болеслава в Ольховом. Молодой врач тронут был нежными отношениями между братом и сестрой и даже немного увлекся девушкой, поразившей его своим независимым характером.

Выслушав Поповича, Щепановский долго стоял в раздумье. Он не был трусом, но до сих пор не приходилось принимать такие ответственные решения.

«А врач прав. В конце концов, кто-то должен сказать первое слово…»

— Хорошо, пан Попович, я скажу. И сегодня же…

Когда дежурный выстроил полк перед приходом полковника, поручик смело шагнул вперед, повернулся кругом и крикнул:

— Паны солдаты и офицеры! Нас завтра отправляют на фронт. А почему не скажут, где этот фронт? Почему не говорят, где наше правительство? Где армия? И с чем пойдем против танков и самолетов? Это самоубийство! Наша жизнь еще нужна будет для отчизны…

Ища глазами полковника, растерянно озирается дежурный. Офицеры пытаются сдержать солдат, но они сначала несмело, поодиночке, потом целыми группами выходят из строя и окружают поручика…

Как бы в подтверждение его слов послышалось прерывистое гудение бомбардировщиков. Все зашевелились, подняли к небу головы. Вот уже четко вырисовываются паучьи кресты на коричневых крыльях зловещих коршунов. Весь полк врассыпную устремился к ближайшему лесу. Оглушенные взрывами бомб, падают на землю солдаты, офицеры. Только небольшая группа застыла в оцепенении вокруг Щепановского.

Когда скрылись фашистские налетчики, митинг вспыхнул с новой силой.

— Нам не одолеть их голыми руками! — кричал бледный солдат с горящими, как угли, глазами. — А где искать помощи?

Один, другой, третий… Все, что наболело за две недели войны, в этих горячих словах взывало о помощи, о спасении.

К кому взывало? Командир полка затребовал жандармов из староства, готовил из преданных ему офицеров пулеметную команду.

К вечеру группа смельчаков, державшихся вокруг поручика, была окружена и арестована. Лишь некоторым удалось бежать. Скрылся и Попович. К утру он добрался в правобережные Лугины, разыскал Ванду и, боясь сразить хрупкую, как ему казалось, девушку, осторожно рассказал о случившемся.

Ванда не упала в обморок, даже не заплакала, лишь погрозила кому-то своим детским кулачком.

— Скорее туда! Сейчас же… Там Ваня. Они помогут. Они не посмеют отказать…

Девушке казалось, что для советских пограничников, как и для нее. ничего не может быть важнее жизни ее брата. Ведь он всегда был их другом.

Лишь во второй половине дня они с Поповичем сумели перебраться через границу и встретиться с бойцами тридцатой заставы.

А в Ольховом к вечеру того же дня военно-полевой суд закончил расправу над бунтовщиками. Вместе с арестованными солдатами и Болеславом Щепановским судили батрачку Фишера Агафью Семенину.

…Она работала в саду, когда после митинга вели арестованных в дом Фишера. Увидев, как жандарм ударил щуплого солдатика шашкой по голове. Агафья не сдержалась. Три года тому назад эти же жандармы избили ее мужа, когда бунтовали рабочие в поместье. Она так и не увидела его больше: умер в тюрьме. Осталась одна с тремя детьми.

Вот и батрачит с тех пор.

— Креста на вас нету, гаспиды проклятые! — крикнула женщина жандарму.

Тот грязно выругался и замахнулся шашкой, но ударить не успел: защищаясь, Агафья взмахнула лопатой и разбила ему лицо. Так и оказалась среди бунтовщиков.

По законам военного времени суд был скор и суров: всех активных участников мятежа и Агафью Семенину приговорили к расстрелу.

2

С первого дня нападения фашистов на Польшу пограничные наряды задерживали группы перебежчиков с правой стороны Збруча и на заставах еле успевали разбираться с ними. Пограничная польская стража не могла сдержать людской поток, который, спасаясь от гитлеровцев, устремился на восток. Иван Недоля ежедневно приходил на заставу, надеясь встретить среди беженцев Ванду.

И они встретились. В первые минуты словно оцепенели, еще не веря своим глазам. Первой опомнилась Ванда. Отстранив пограничника, она бросилась к Недоле.

— Янек! Мой Янек! Скорее туда! Они убьют Болеслава!

Давно ожидаемая, выстраданная в мечтах и все же неожиданная встреча на какое-то время парализовала волю молодого человека, он стоял растерянный.

— Что же ты молчишь? Скажи этим жолнерам, ты же знаешь, что он всегда был их другом…

Она захлебывалась от возбуждения, от тревоги за судьбу брата и говорила так быстро на своем родном языке, что пограничники не поняли ни одного слова. Ванде казалось, что ее храбрый Янек все может сделать для спасения брата, стоит лишь объяснить «этим жолнерам», какой он хороший и как любит ее.