Тридцатая застава

— Можете гордиться такой заставой. — сказал на прощанье поверяющий из штаба округа Кузнецову и Шумилову. — Подумайте, как распространить ее опыт и в других подразделениях.

— Не провести ли нам, Петр Сергеевич, показательные занятии здесь, а? — подхватил Шумилов. — Собрать всех командиров отряда…

И они занялись будничными вопросами пограничной жизни.

Вечером Кузнецов и Шумилов заглянули на квартиры командиров. Нина таки не утерпела и высказала перед ними свои семейные жалобы.

— Ну и солдат! — возмутился Шумилов. — Сейчас же пиши рапорт об отпуске, и чтобы завтра твоего духу здесь не было!

— Благодарю, товарищ батальонный комиссар! Завтра же уезжаем в Москву. Верно, Нина?

Через два дня после разговора с Шумиловым Байда с семьей был в Москве, у родственников Нины. Поездку в родное село на Украину пришлось отложить по семейным чрезвычайным обстоятельствам, через неделю жену увезли в больницу. Еще неделя прошла в ожидании. И вот идет Антон с сыном знакомиться с новым членом семьи.

— Посмотрим, посмотрим, Александр, какую сестренку тебе подарила мама… Вот и подарок для них. Держи, сынок!

Но малыша совершенно не интересует ни сестренка, ни купленный отцом букет цветов.

— А потом пойдем на границу?

— Конечно! Куда же еще?

Спустя несколько дней вся страна слушала рассказ о событиях на Н-ской заставе — на его заставе! Голос диктора называет имена — его друзей и соратников! И уже забыты незавершенные отпускные дела, потянуло туда, к товарищам. Все казалось, что какие-то очень важные события могут совершаться там без его участия…

Слушали эти сообщения и жители Лугин. И хотя диктор радио не называл ни заставы, ни села, всем хорошо известны события, свидетелями или участниками которых было почти все село. Ведь Варвара Сокол — это же их звеньевая! Это же она, «отважная девушка, рискуя жизнью, задержала опасного диверсанта», как сказал диктор. А кто не знает Симона Голоту с его «хлопцами», которые «помогают пограничникам беречь покой Родины…»?

Вспомнили добрым словом и погибшего Семенюка, именем которого назвали молодой сад.

Все свободные от нарядов пограничники собрались в ленинской комнате. Простые слова о знакомых будничных делах заставы приобретали в устах диктора совершенно иную окраску. Оказывается, и балагур Денисенко, и скромный, застенчивый Селиверстов, да и многие другие не просто сослуживцы, над которыми иногда можно пошутить, даже позлословить, а настоящие герои!

— Жаль, нет с нами политрука! — сокрушался Селиверстов. — Пусть бы порадовался с нами Антон… — Именно так называли между собой пограничники своего политрука.

— Да он же в Москве! Наверно, сидит рядом с диктором и слушает, — успокоил его Денисенко.

Байда будто подслушал мысли своих воспитанников.

Оставив жену с детьми у родных, он в середине августа выехал в Лугины и с головой окунулся в привычную жизнь заставы.

Освобождение

1

В первые дни сентября против польской армии, насчитывавшей около тридцати дивизий в разрозненных группировках, гитлеровцы бросили бронированный кулак из шестидесяти дивизий. Польское правительство оказалось неспособным дать организованный отпор поработителям и вскоре бежало, оставив страну на разграбление.

Отдельные воинские части продолжали сопротивляться, но не смогли изменить ход событий. Тысячи украинцев, белорусов и поляков устремились на восток, ища зашиты от фашистских убийц у великой братской страны.

Болеслав Щепановский, не без старания Шмитца и Морочило, месяца за два перед этим был переведен с границы в пехотный полк, расквартированный в районе Ольхового. Известие о провокации на польско-немецкой границе, когда гестаповцы Гиммлера инспирировали нападение на немецкий городок Глейвиц, встревожило честного офицера, но он не думал, что это обернется трагедией для его родины. Ведь польская двуйка не раз совершала подобные провокации против Советского Союза. И совершенно непонятно было, почему бездействует полк на восточной границе, когда угроза надвигается с запада.

Приказ о выступлении на фронт поступил 15 сентября. А где он, фронт?

— Только слепые не видят, пан Попович, что это самоубийство. Варшава пала. Правительство неизвестно где… — печально говорил Болеслав молодому врачу Ивану Поповичу.

— Зачем вы это говорите мне, пан поручик? Жолнерам скажите, пусть узнают, что их посылают на смерть. Нас учили спасать людей от смерти, но мы бессильны против военной машины…

— А что я один смогу?

— Сможете! Вас любят жолнеры… Нужно слово… Только начните. И все вас поддержат… Объясните им, что наше спасение сейчас там… — Он указал рукой в сторону Збруча.

— Так почему же вы сами не объясните им? Врача знает весь полк…

— Я не воин, пан поручик. К тому же — я украинец, скажут — кровь заговорила. А разве не ясно, что не только нам, украинцам, но и вам, полякам, и всем славянам фашизм несет смерть и порабощение? И без великой страны, что там, за Збручем, никто не устоит перед ними, не остановит их…