Тридцатилетняя война

3 мая король поднял войска, решив не тратить время на длительную осаду Ингольштадта. Маршал Горн, опустошая все на своем пути, преследовал остатки армии Тилли[869], уходившие в сторону Регенсбурга, а Густав Адольф направился в Баварию, стремясь этим маневром выманить Валленштейна из Богемии. Максимилиан, теперь сам командовавший потрепанным войском Тилли, оказался перед тяжелым выбором. Ему надо было либо бросить все силы на защиту Мюнхена, своей столицы, забыть о Регенсбурге, который формально не был его городом, и позволить Горну отрезать его от Валленштейна, либо оставаться там, где он находился, пожертвовать Баварией, но сохранить коммуникации с Валленштейном. Нет никаких сомнений в том, что сделал бы человек, радеющий за интересы империи. А как быть с дорогой сердцу Баварией, о благе которой он пекся сорок лет? Тем не менее, под влиянием одной из тех вспышек самоотречения, которые иногда озаряли его карьеру, исполненную династического эгоизма, Максимилиан приказал армии удерживать Регенсбург. Сам же курфюрст, наспех заехав в Мюнхен, где оставался гарнизон из двух тысяч отборных кавалеристов, забрал казну и самые важные документы и умчался в Зальцбург[870].

Максимилиан скрылся вовремя. В середине мая у ворот города уже стоял шведский король. Гарнизон, поняв, что сопротивляться бесполезно, ушел через реку Изар, взорвав мосты, а горожане и священники откупились, выплатив гигантскую сумму — четверть миллиона талеров[871].

Некоторые считали, что после Леха королю потребуется всего три недели для того, чтобы дойти до Вены[872]. Но сражение у реки Лех было в апреле, а в конце мая он все еще находился в Баварии. Его задерживал Иоганн Георг. Информация из Богемии поступала путаная, противоречивая и странная. Граф Турн, бунтарь с большим стажем, командовавший небольшим шведским контингентом, сопровождавшим саксонцев, весь год делал намеки на нелояльность Арнима[873]. А генерал Иоганна Георга действительно никак не мешал Валленштейну набирать рекрутов и неоднократно говорил, что прекратит сражаться, если к маю не будет заключен мир[874]. Мало того, он без единого выстрела ушел в Силезию. 25 мая Валленштейн снова занял Прагу, и теперь, когда он уже находился в ней, а Арним вовсе не собирался с ним связываться, Густаву Адольфу, конечно, нельзя было идти на Вену. Он оказался бы в том же положении, которого с трудом избежал в прошлом году. В результате сепаратного договора между Иоганном Георгом и Фердинандом король попал бы в капкан в Австрии. Густав Адольф колебался. Несмотря на злостные подозрения Турна, он был лучшего мнения об Арниме, чем об Иоганне Георге, и попытался разрешить проблему переманиванием генерала на службу к себе[875]. Но Арнима невозможно было подкупить. 7 июня он вывел из Богемии последние войска, и Густав Адольф спешно послал в Дрезден гонца выяснять намерения Иоганна Георга[876].

Обстоятельства вынуждали короля предпринять шаги для укрепления политических позиций в Германии. 20 июня он прибыл в Нюрнберг и начал организовывать собственную партию. За сорок восемь часов Густав Адольф подготовил свой план германского урегулирования. Он подпишет с императором только такой договор, который будет предусматривать повсеместную терпимость протестантской веры, возвращение всех протестантских земель, передачу Швеции северного побережья от Вислы до Эльбы, а курфюрсту Бранденбурга — Силезии. Но самое главное, протестантские князья должны сформировать единый Corpus Evangelicorum — Евангелический корпус, со своим президентом и сильной постоянной армией, имеющий равные и полные права как в империи, так и в рейхстаге.

Нюрнберг сразу же заявил о готовности вступить в корпус, но шведскому королю пришлось отложить на время свои занятия политикой, так как Валленштейн наконец перешел границу Богемии и двинулся на соединение с Максимилианом. Король попытался помешать им соединиться, но Валленштейн обогнул его и 11 июля лично встретился с Максимилианом в Швабахе. Спешившись, союзники обнялись, как будто между ними не было никаких трений. Все прошлые обиды моментально позабылись[877], они приготовились вместе спасать церковь и династию.