Тридцатилетняя война

Взятие Брейзаха открыло честолюбию герцога Веймарского необъятное поприще, и с этих пор его романтические надежды начинают претворяться в жизнь весьма далёкий от мысли отказаться в пользу Франции от того, что добыто его мечом, он предназначает Брейзах себе и обнаруживает это намерение уже в присяге, которую принимает от побеждённых своим именем, не упоминая ни о какой другой власти. Опьянённый постоянными блестящими успехами и увлечённый смелыми надеждами, он вообразил, что отныне не нуждается ни в ком и что ему удастся удержать за собой плоды своих побед даже вопреки воле Франции. В эпоху, когда всё могло быть добыто храбростью, когда личная мощь имела ещё некоторое значение, а войска и военачальники ценились дороже целых областей, — такому герою, как Бернгард, позволительно было ставить себя высоко и, возглавляя превосходную армию, чувствовавшую себя непобедимой под его началом, не останавливаться ни пред каким смелым замыслом. Чтобы иметь среди множества врагов, на которых он теперь шёл, хоть одного друга, он обратил внимание на ландграфиню Гессенскую Амалию, вдову недавно умершего ландграфа Вильгельма, особу, одарённую в равной мере умом и решительностью и имевшую возможность даровать вместе со своей рукой боеспособное войско, прекрасные завоёванные области и обширное государство. Соединив приобретения ландграфа Гессенского и свои собственные, образовав из обеих армий единое войско, Бернгард тем самым создал бы в Германии сильную державу и, быть может, даже третью партию, от которой зависел бы исход войны. Но смерть преждевременно положила конец этому столь много сулившему замыслу.

«Бодрись, отец Жозеф! Брейзах наш!» — крикнул упоённый этой радостной вестью Ришелье в ухо капуцину, готовившемуся отойти в иной мир. Мысленно Ришелье уже прибрал к рукам Эльзас, Брейсгау и все смежные австрийские владения, нимало не думая о том обещании, которое дал герцогу Бернгарду. Решительное намерение герцога удержать Брейзах за собой, обнаруженное им весьма недвусмысленным образом, повергло кардинала в немалое замешательство, и все средства были пущены в ход, чтобы склонить победоносного Бернгарда остаться верным интересам Франции. Его пригласили ко двору, чтобы показать ему, с каким почтением здесь относятся к его победам. Но Бернгард раскусил, в чём дело, и не попался в сети соблазна. Ему оказали великую честь — предложили в супруги племянницу кардинала, но высокородный германский государь отказался, не желая бесчестить саксонскую кровь неравным браком. Тогда на него стали смотреть, как на опасного врага, и обращаться с ним, как с врагом. Его лишили денежной помощи; подкупили губернатора и высших военных Брейзаха, замыслив пусть даже ценою смерти герцога завладеть отвоёванными им землями и его войсками. Эти козни не остались тайной для Бернгарда, и меры, принятые им в покорённых городах, доказали его недоверие к Франции. Но эти распри с французским двором самым пагубным образом отразились на его дальнейших начинаниях. Приготовления, которые ему пришлось сделать для защиты занятых им областей от посягательств французов, принудили его раздробить армию, а прекращение Францией денежной помощи замедлило открытие военных действий. Он намерен был перейти Рейн, чтобы выручить шведов и действовать против императора в Баварии на берегах Дуная. Уже он открыл Баннеру, намеревавшемуся перенести войну в пределы Австрии, свой операционный план и обещал шведскому полководцу сменить его на время, как вдруг, на тридцать шестом году жизни, смерть положила предел его триумфальному шествию. Это произошло в Нейбурге на Рейне, в июле 1639 года.