Тридцатилетняя война

В Гальберштадте смерть положила предел подвигам Баннера; его умертвил яд излишеств и волнений. Хотя и с переменным счастьем, он доблестно поддерживал честь шведского оружия в Германии и вереницей побед показал себя достойным учеником своего великого наставника в военном деле. Его всегда занимали обширные планы, которые он умел хранить в тайне и выполнять быстро; он был рассудителен в опасностях, в превратностях судьбы проявлял себя более достойно, нежели в счастье, и страшнее всего был тогда, когда его считали на краю гибели. Но добродетели героя соединялись в нём со всеми теми изъянами и пороками, какие порождает или, по меньшей мере, питает военное ремесло. Равно властный как в обращении, так и перед фронтом армии, грубый, как его профессия, и гордый, как истый завоеватель, он своим высокомерием угнетал германских государей столь же тяжко, как опустошением их земель. За невзгоды походной жизни он вознаграждал себя пиршествами и любовными утехами, предаваясь излишествам, следствием которых явилась преждевременная смерть. Но полный кипучей энергии, как Александр и Махмед II, он легко расставался с наслаждениями любви ради бранных подвигов, и в тот момент, когда армия роптала на изнеженного сластолюбца, он вдруг являлся ей во всём величии могучего вождя. Более восьмидесяти тысяч человек пало в данных им многочисленных сражениях, и до шестисот неприятельских штандартов и знамён, отправленных им в Стокгольм, были свидетельством его побед. Потеря этого великого полководца скоро весьма чувствительно отразилась на военных делах шведов, и были основания опасаться, что он окажется незаменимым. Дух разнузданности и мятежа, доселе сдерживаемый высоким авторитетом этого грозного полководца, дал себя знать немедленно после его смерти. Офицеры с грозным единодушием требуют уплаты давно уже следуемого жалованья, и ни один из четырёх генералов, разделивших наследие Баннера, не внушает достаточного почтения, чтобы удовлетворить дерзких просителей или заставить их замолчать. Падает дисциплина; всё возрастающая нужда и императорские отзывные грамоты день ото дня уменьшают армию; французско-веймарские войска не обнаруживают большого рвения; люнебуржцы покидают шведские знамёна, так как государи Брауншвейгского дома после смерти герцога Георга примирились с императором; наконец, гессенцы также отделяются от них, чтобы занять лучшие зимние квартиры в Вестфалии. Неприятель пользуется этим пагубным междуцарствием, и, несмотря на двукратное поражение, ему удаётся многого достичь в Нижней Саксонии.

Наконец, явился вновь назначенный шведский главнокомандующий с деньгами и солдатами. То был Бернгард Торстенсен, питомец Густава-Адольфа и лучший преемник этого героя, пажом которого он состоял ещё во время польской войны. Разбитый подагрой и прикованный к носилкам, он побеждал всех своих противников быстротою. Тело его было обременено тягчайшими из оков, но его планы обладали крыльями. При нём перемещается театр войны и устанавливаются новые принципы, предписанные необходимостью и оправданные успехом. Земли, из-за которых до сих пор сражались, обнищали окончательно, а Австрийский дом, чьи отдалённые владения остались нетронутыми, не чувствует бедствий войны, под гнётом которых истекает кровью вся Германия. Торстенсен первый доставляет ему этот горестный опыт, насыщает своих шведов всем, чем изобилует Австрия, и швыряет факел пожара к самому трону императора.

В Силезии неприятель приобретает значительный перевес над шведским полководцем Стальгантшем и оттесняет его к Неймарку. Встретившись в Люнебурге с главными силами шведской армии, Торстенсен присоединил войска Стальгантша к своим и в 1642 году через Бранденбург, который под властью великого курфюрста начал соблюдать вооружённый нейтралитет, внезапно вторгся в Силезию. Глогау взят без апрошей, без брешей, яростным штурмом. Разбитый под Швейдницем, пал в бою герцог Лауэнбургский Франц-Альбрехт, город Швейдниц покорен, как и вся почти Силезия по сю сторону Одера. Затем Торстенсен стремительно вторгается вглубь Моравии, куда не проникал ещё ни один враг Австрийского дома, захватывает Ольмюц и даже приводит в трепет столицу. Тем временем Пикколомини и эрцгерцог Леопольд собрали сильную армию, она вытесняет шведского завоевателя из Моравии, а затем — после неудачной попытки взять Бриг — и из Силезии. Пополнив свои войска отрядами Врангеля, Торстенсен, правда, решился снова пойти на превосходящего его силами врага и освободил от осады Грос-Глогау. Но он не мог ни принудить неприятеля к бою, ни осуществить свои планы в отношении Чехии. Поэтому он занял Лузацию, где в виду неприятеля взял Циттау, а затем после непродолжительной остановки продолжал свой путь через Мейсен к Эльбе и перешёл её у Торгау. Теперь он грозил осадой Лейпцигу, надеясь захватить в этом богатом, в течение десяти лет пощажённом войною городе обильные склады провианта и наложить на него огромную контрибуцию.