Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Военачальники собрались на поспешный военный совет. Максимилиан и Тилли упорно рвались в бой, и Бюкуа и другие в конце концов уступили. Тогда послышались возгласы «Славься, Царица», и с боевым кличем «Святая Мария» имперцы приготовились к атаке.

Это долгое промедление убедило Христиана Анхальтского в том, что противник, занимающий менее выгодную позицию, отойдет без боя. И когда Тилли на правом фланге при поддержке артиллерии из центра внезапно двинулся на холм на левый фланг армии чехов, это застигло Христиана Анхальтского врасплох. Сначала чехи удерживали свои позиции, а на левом фланге, где доблестный сын Христиана Анхальтского контратаковал правофланговую терцию имперцев, чехи имели успех. Однако Тилли мог наращивать силы из глубины боевого порядка. Имперские войска на правом фланге пошли в наступление, а полки пехоты и эскадроны чешской армии вступали в бой разрозненно и под натиском крупных колонн имперцев обращались в бегство. Плохо вооруженный и недостаточно стойкий центр вскоре подался назад, противник захватил два штандарта, ряды дрогнули, и офицеры тщетно пытались вернуть солдат на позиции под угрозой оружия.

В этот момент Бюкуа с трудом поднялся с постели, велел подать ему коня и, невзирая на раны, сумел привести резерв императорских войск на поддержку главным силам. Молодой Анхальтский, дважды раненный, попал в плен, а его солдаты поддались панике и разбежались, ломая свои же ряды позади. Стоявшие в третьей линии венгры, смятые первым же ударом Тилли, бросились в бегство и потоком хлынули через Влтаву. Оставшись без поддержки, левый фланг чехов запаниковал и бросился врассыпную в сторону Праги, и Христиан Анхальтский, охрипший от криков, которыми пытался сплотить соратников, – сам Александр Македонский, Цезарь и Карл Великий, как он говорил потом, не смогли бы сделать большего, – последовал за ними. Неприятель захватил главное знамя короля, десятки штандартов и всю артиллерию, и лишь моравские лейб-гвардейцы стояли на своих местах у стен «Звезды» на гребне холма, и ни один из них не сдался (погибли все)[30].

В Праге король и королева обедали с двумя английскими послами. Оба пребывали в хорошем настроении, и Фридрих уверенно заявлял, что никакой битвы не будет; враг слишком слаб и скоро отступит. Так ему сказали, а он привык верить в то, что ему говорят. Тем не менее после обеда он решил прокатиться и поглядеть на своих бравых солдат. Проезжая через городские ворота, он встретил первых беглецов, и, пока он напрасно расспрашивал их о причине паники, появился и сам Христиан Анхальтский, сбивчиво лепетавший и растрепанный. Так король впервые узнал о битве, которую проиграл.

У Анхальтского, когда-то столь щедрого на советы, нашлось только одно решение: король должен немедленно бежать. Фридрих в последний раз попытался ухватить отвернувшуюся удачу; он пренебрег данным в отчаянии советом Христиана Анхальтского и поспешно переправил жену и детей через Влтаву – так поспешно, что чуть не забыл самого младшего принца, а фривольные книги королевы остались разбросанными по ее комнатам, чтобы эпатировать благонравных победителей. К счастью, кому-то хватило ума прихватить кое-какие королевские драгоценности; в будущем они на долгие годы станут главным источником убывающих доходов короля. В Нове-Место (Новом городе) за рекой Фридрих созвал совет, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Ни король, ни королева, «наша благословенная неустрашимая леди», как назвал ее английский посол, не выказывали никаких признаков страха, и если они и решили бежать из столицы, то не потому, что бросили своих подданных, а потому, что подданные покинули их.

В Праге воцарилось смятение, и горожане безжалостно закрыли ворота перед бегущими солдатами. А раз они не пожелали впустить своих защитников, у города не осталось никакой надежды на спасение; бюргеры дали волю ненависти к иноземному королю, который осквернял их церкви и презирал их обычаи. В ночь после битвы ближайшие сторонники Фридриха, боясь за его жизнь, хором заклинали его бежать, пока горожане не выдадут его победителям в обмен на собственную неприкосновенность. Если еще и можно как-то отстоять Чехию, то лишь присоединившись к Мансфельду или укрепившись в Силезии. Ранним утром Фридрих отправился в Бреслау (Вроцлав) в сопровождении только Елизаветы и нескольких советников; он еле успел скрыться, ведь толпа уже решила принести короля в жертву и едва не помешала его отъезду.

Город безоговорочно капитулировал почти без единого выстрела, и тем же вечером Максимилиан Баварский писал жене из того самого дворца, где весь прошедший год Фридрих держал свой королевский двор. Вести добрались до Мюнхена 13 ноября, а 23 ноября прогремел пушечный салют на торжествах в Вене. Церкви огласились благодарственными молебнами, и с высоких кафедр под образами распятого Христа раздавались призывы священников к отмщению.