Тридцатилетняя женщина

Генерал сидел, или, вернее, удобно расположился, в высоком, просторном кресле у камелька, где пылал огонь, распространявший живительное тепло, – признак того, что на улице очень холодно. Почтенный отец семейства, чуть склонив голову и откинувшись на спинку кресла, застыл в той небрежной позе, которая говорит о безмятежном покое, о сладостной полноте счастья. Руки его лениво свесились, а на лице его выражалось полное блаженство. Он любовался младшим ребенком, мальчиком лет пяти; полуголый малыш не желал раздеваться и спасался бегством от ночной рубашки и чепчика, которыми мать порою грозила ему; на нем еще оставался вышитый воротничок, и когда мать звала маленького буяна, он заливался смехом, видя, что она и сама смеется над его непокорством; он снова принимался играть с сестрою, таким же невинным, но уже более смышленым существом, произносившим слова отчетливее, меж тем как забавный лепет и смутные мысли мальчугана были едва понятны родителям. Моина – она была старше брата на два года – смешила его своими выходками, в которых уже чувствовалась маленькая женщина; неумолчный и, казалось, беспричинный детский смех напоминал взрывы ракет, но, глядя, как малыши резвятся у огня и, не ведая стыда, выставляют напоказ свое хорошенькое, пухлое тельце, белую, нежную спинку, глядя, как смешиваются белокурые и черные кудри, как сталкиваются розовые личики, щеки с милыми веселыми ямочками, отец, а особенно, разумеется, мать постигали эти маленькие души, и для родителей уже явны были их характеры и наклонности. Блестящие глаза, пылающие щеки, белоснежная кожа двух прелестных малюток были так ярки, что перед ними меркли цветы, вытканные на пушистом ковре – арене их шалостей, на которой они катались, боролись, падали, кувыркались. Мать их, сидя на диванчике у камина против мужа, среди разбросанной детской одежды, держала в руке красный башмачок, и видно было, что она ничего не может поделать с шалунами. Она не решалась прибегнуть к строгости, и ласковая улыбка не сходила с ее губ. Ей было лет тридцать шесть, но красота ее еще сохранилась благодаря редкостному совершенству черт, а от тепла, света и счастья она была в этот час необычайно хороша собою. Время от времени она переводила ласковый взгляд с детей на степенное лицо мужа; порою глаза их встречались, и они безмолвно делились радостью и сокровенными мыслями. Лицо генерала было покрыто загаром.

На его широкий и открытый лоб спадали пряди седеющих волос. Мужественный блеск голубых глаз, отвага, которою дышали все черты его поблекшего лица, говорили о том, что ленточку, алевшую в петлице его сюртука, он приобрел ценою тяжких трудов. Сейчас невинное веселье детей отражалось на этом суровом, решительном лице, и оно светилось простодушной добротой. Старый воин сам невольно превращался в младенца. Вообще солдаты, которым довелось испытать много бед, любят детей, потому что понимают, как жалка сила и сколько преимуществ у слабости. Поодаль за круглым столом, освещенным висячей лампой, яркий свет которой состязался с бледным пламенем свечей, стоявших на камине, сидел подросток лет тринадцати и читал толстую книгу, быстро переворачивая страницы. Он не обращал никакого внимания на крики брата и сестры; на лице его отражались отроческая любознательность и полное забвение всего окружающего, которое оправдывалось увлекательной фантастикой «Тысячи и одной ночи» и мундиром лицеиста. Он сидел неподвижно, с задумчивым видом, положив локоть на стол и подперев голову рукою, и пальцы его белели на темных волосах. Свет падал на его лицо, а вся фигура тонула в тени, и он напоминал темные автопортреты Рафаэля, где художник, склонившись, сосредоточенно размышляет о будущем. Между столом и креслом маркизы за пяльцами сидела, то опуская, то поднимая голову над вышиванием, красивая, рослая девушка с тщательно приглаженными, блестящими волосами цвета воронова крыла. От Елены нельзя было отвести глаза. Ее редкостная красота была отмечена силою и изяществом. Волосы, уложенные венцом вокруг головы, отливали шелком при каждом ее движении и были так пышны, что, не слушаясь гребня, выбивались тугими завитками на затылке, у самой шеи.