Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

Наступил день отъезда. Накануне нас с Андреем отвезли в город, и Аваев в своем номере прибинтовал нам к груди по пакету с бумагами. “Только через ваш труп”, – с улыбкой напутствовал он нас»[198].

Как известно, еще 16 августа 1941 года ставка Верховного Главнокомандования издала за подписью И.В. Сталина приказ № 270, в котором советские военнопленные объявлялись предателями и по возвращении домой должны были идти под трибунал. Однако, как свидетельствует поведение И.И. Аваева, высокопоставленного дипломата, люди интеллигентные, вне зависимости от своих постов, понимали и причину издания этого приказа, и то, что бывшие военнопленные, несомненно знающие о приказе № 270 и тем не менее добровольно возвращающиеся на родину, не могут быть предателями. Об этом говорит и ряд других эпизодов из воспоминаний Б.Н. Фридмана.

Репатриантов довезли на машинах до центрального вокзала Алжира и посадили в товарные вагоны с нарами. Через 10-12 часов они прибыли в портовый город Филипвиль. И.И. Аваев сопровождал отъезжающих. В Филипвиле группа поднялась на борт английского транспортного судна. Оно направлялось на Дальний Восток в конвое из 10-15 судов, охраняемых военными кораблями. Репатриантов разместили в просторном, благоустроенном трюме. К ним был приставлен английский полковник, отлично говоривший по-русски. В пути он пытался, как раньше французы, уговорить Фридмана не возвращаться на родину, но тот вновь категорически отказался[199].

Конвой направился к Порт-Саиду, прошел через Суэцкий канал и сделал остановку в Суэце. Там репатрианты сошли на берег и поездом добрались сначала до Каира, а оттуда – до Александрии. На вокзале их ждали машины, доставившие группу в английский транзитный палаточный лагерь на дальней окраине города. К группе был прикреплен английский офицер, сын русской эмигрантки и англичанина, хорошо говоривший по-русски. В Александрии в ожидании отправки репатрианты провели около двух недель[200].

В воспоминаниях Фридмана о пребывании в Египте особое внимание привлекают два эпизода. Вот первый из них:

«Дня через два после приезда в этот лагерь меня нашел человек в штатском, представился сотрудником советского консульства и предъявил служебное удостоверение. Он сказал, что его обязанностью будет следить, чтобы у нас не было здесь никаких трудностей и больших задержек с дальнейшим транспортом. Ему было лет двадцать пять, держался он просто, дружелюбно, и мы с ним даже сдружились, хотя я вскоре понял, что имею дело с сотрудником госбезопасности. Жил он в гостинице в центре Александрии. <…> Гебист каждое утро приезжал в лагерь, я докладывал ему, как обстоят дела, и он вскоре уезжал. Когда я с ним подружился, мы часто отправлялись в город вместе. Как-то я зашел к нему в гостиницу, он позвонил в Алжир Аваеву, и мне было очень приятно поговорить с Иваном Ивановичем, который интересовался, как мы доехали, как себя чувствуем. В другой раз мы вместе с гебистом пошли в кино, смотрели голливудский мюзикл, произведший на меня большое впечатление»[201].

А вот второй эпизод:

«В один из дней ко мне подошел человек лет пятидесяти в офицерской форме и на хорошем русском языке сказал, что рад встрече с русским офицером, что в Александрии живет довольно большая колония евреев, эмигрировавших из Советского Союза[202], что сам он и его семья принадлежат к этой колонии. “Мы будем очень рады, если вы найдете время побывать у нас”, – закончил он. Мы договорились о дне и часе встречи, он дал свой адрес. Во мне заговорило советское воспитание, и я, подумав, предложил гебисту поехать вместе со мной. Тот охотно согласился. Нас приняли с восторгом. Пришло много людей, желавших встретиться с русским офицером. Для собравшихся русские были героями, и мы в полной мере ощутили это на себе. Почти все хорошо говорили по-русски. Стол ломился от снеди и бутылок с вином»[203].

Приведенные эпизоды подтверждают, на мой взгляд, предположение о том, что люди думающие, в данном случае – безымянный «гебист», вовсе не относились к бывшим военнопленным как к предателям. Не было у них, в отличие от официальной позиции, и враждебного отношения к эмигрантам.

В день отъезда из Александрии к группе примкнули «трое потомков русских эмигрантов – юноша и две девушки, выразившие желание воевать с фашистами в рядах Советской армии»[204]. Репатриантов посадили в пассажирский поезд. «Каир, Исмаилия, ночью переезжаем по мосту Суэцкий канал[205], около двухсот километров по Палестине вдоль берега Средиземного моря[206], Хайфа»[207]. После торжественной встречи на вокзале в Хайфе репатриантов посадили в грузовые машины, оборудованные для перевозки людей. Караван направился через Иорданию в сторону Багдада по пустынной стратегической дороге.