Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

Они нарекли себя акмеистами от греческого слова «акмэ» - вершина. К новым вершинам они стремились всю жизнь – в поэтическом ремесле, в духовном и нравственном самосовершенствовании. Мандельштам дал исчерпывающее определение новому направлению: «Тоска по мировой культуре».

Начало Первой Мировой Гумилев встретил в России, где ушел добровольцем на фронт. Завершил войну во Франции в составе русского экспедиционного корпуса. После Октябрьской революции, когда многие русские уезжали на Запад, Гумилев отправился обратно в Россию – навстречу первой волне эмиграции из России. Многие недоумевали – почему Гумилев, любивший свободу, путешествия, экзотику, открыто признававший, что он монархист, возвратился на родину? А не вернуться Николай Гумилев не мог, потому что осознавал себя частью России, ее плоти и духа:

Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть!

Словно молоты громовые

Или воды гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.

Гумилева называли «русским европейцем», но его корни питала родная земля. Поэт Николай Оцуп вспоминал: «Не сочувствуя революции, Гумилев черпал в ее стихии бодрость, как если бы страшная буря застала его на корабле, опьяняя опасностью и свежими солеными брызгами волн». Жить ему оставалось всего три года – но каких! Это была его болдинская осень.

Он стал человеком-легендой: Поэтом от Бога, романтиком, бесстрашным путешественником, воином, дважды Георгиевским кавалером, тонким литературным критиком, блестящим переводчиком. В его поэзии всегда присутствовала огненная стихия мироздания. Об этом говорят сами названия его книг – «Костер», «Огненный столп». Пожар, бунт, рок – лейтмотивы его произведений.

И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отрясая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,

Или, бунт на борту обнаружив,

Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет…

Его герой – собирательный образ бунтаря и первопроходца, каким был и он сам. Гумилев – конквистадор и в жизни, и в поэзии. В знаменитых «Капитанах» он воспевает красивых и сильных людей, их доблесть и отвагу:

Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд,
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат.

Он пал жертвой навета и был осужден (якобы за причастность к бело-офицерскому заговору). На допросах Гумилев не скрывал, что он монархист, революцию «не заметил», а про свои взгляды в анкете честно написал – «аполитичен». И, словно заранее отвечая на вопросы чекистского следователя товарища Якобсона, в одном из своих стихотворений вопрошал:

Ужели вам допрашивать меня,
Меня, кому единое мгновенье —
Весь срок от первого земного дня
До огненного светопреставленья?

Задолго до того, как его повели на расстрел, он сам напророчил себе смерть:

И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще…

Его казнили не в подвалах тюрьмы на Гороховой, а вывезли в лес и заставили рыть яму. Самообладание Гумилева тогда поразило даже его палачей.

Ахматова говорила о Гумилеве: «Самый непрочитанный поэт». У каждого свой Гумилев. Однажды открыв его, мы в разные периоды жизни снова возвращаемся к нему, чтобы попытаться найти в его пророческих строках ответы на мучащие нас вечные вопросы. Недаром он писал:

Еще не раз вы вспомните меня
И весь мой мир волнующий и странный…

Гумилев был яркой личностью и человеком многих талантов. Но его как будто преследовал злой рок. Из крупных литераторов он был расстрелян в числе первых, в 1921 году (его обвинили в участии в сфабрикованном ЧК «таганцевском заговоре»), и только семьдесят лет спустя (накануне распада СССР) его в числе последних реабилитировали. Произошло это лишь в 1991 году. До этого многие годы на родине имя Гумилева было под запретом. Цензоры вымарывали даже упоминание его имени. Три поколения читателей были фактически отлучены от его поэзии. Это огромный ущерб для русской литературы и российской культуры.