Для человека, придерживавшегося новых взглядов, деньги не столько богатство или средство платежа, сколько орудие действия в не вполне реальном мире. И даже – нструмент управления им. Экономика же сама по себе вторична – она лишь основа иных схем и планов; психологически гораздо ближе оказывается стилистически рафинированная и отвлеченная схема.
Симптомы социокультурного транзита прослеживаются в автосуверенизации, персонализации, приоритетности прав человека (акцентируя при этом права меньшинств), а в сфере церковной практики – в возрождении идеалов раннехристианской полиавтокефаличности. Это одно прочтение сюжета.
Иные перспективы видятся в экспансии неоязычества (в том числе в квазисекулярных формах), реориентализации мира либо его неоархаизации. Что свидетельствовало бы о радикальном переписывании истории, свертывании «христианского проекта», формировании метафизически и идеологически мотивированного постхристианского универсума. Однако и в данном случае вероятным остается распространение новых форм христианской культуры и церковной практики.
В любом случае мы наблюдаем утверждение культуры, соответствующей духу времени. Духу, сочетающему жизнеустройство странников и пришельцев, для которых
Актуальным компонентом «структуры греха» становится новый терроризм, теоретически способный в будущем продемонстрировать деструктивную эффективность на совершенно ином уровне.
Новый терроризм учитывает взаимосвязанность мира. Его акции строятся по принципу домино, а организаторы по стилю мышления напоминают опытных шахматистов. Они способны просчитывать косвенные последствия своих действий, разыгрывать обманные комбинации, идти на конъюнктурные жертвы и самопожертвование.
В сложном, глобализированном сообществе возникает эффект бабочки: нелинейные трансляции изменений. Незначительное событие в одном месте способно привести к лавинообразным следствиям в другом. К примеру, в общественном сознании или в сфере финансово-экономических операций, уязвимой для системных воздействий.
В изменившемся контексте возникает принципиально иной класс угроз. Это не только борьба интеллекта, финансов, организационных принципов, технических возможностей, технологических решений, но прежде всего борьба ценностей и мировоззрений: кодекса поведения прежней цивилизации и моральных начал новой культуры.
Новая культура, подобно вирусам, может соприсутствовать в прежних институтах и социальных организмах. В их недрах прочерчиваются собственные границы новоявленного «столкновения цивилизаций» : конфликта между централизованной иерархией и сетевой культурой, между администратором и творцом, между центростремительными и центробежными тенденциями.
Человек новой культуры выходит за пределы религиозного патернализма, социального и культурного контроля
Он расстается при этом не только с оболочкой обрядности и суеверий, подавлявших волю, но со всем прежним прочтением культурной традиции, реализуя практическую и свою метафизическую свободу.
Люди становятся самостоятельными акторами, автосуверенами, деятельно формирующими пространства культурной и социальной картографии,
Неопределенный статус мира приводит к умножению рисков. Все это вынуждает систему переходить на обширный режим контроля. И актуальный, и потенциальный реестр подобных мер производит сильное впечатление: введение глобально позиционированных методов контроля и безопасности, управляемых в перспективе сообществом компьютерных программ, реализация перманентного, мобильного надзора над личностью в режиме онлайн, выстраивание универсального каталога коммуникаций, ресурсов, организаций, людей, их прошлых и нынешних состояний, апробация и применение технологий превентивного контроля…
Такая ситуация приводит к экспоненциальному умножению функций, агентств, служб. И как результат – к нарастающей хаотизации управления. С гипертрофией обеспечения безопасности.
Между тем сама природа жизни требует обновления взглядов, причем не только на технологии безопасности. Возрастание роли личностного фактора в новой антропосоциальной оболочке планеты, суверенизация индивида, распространение разноформных и гибких сетевых сообществ, объединенных подчас лишь невидимым аттрактором, в значительной мере обессмысливает прежние подходы.