Триггер убийства

Мотухнов мерил комнату шагами позади нее. Девушка видела – он думает. Даже догадывалась о чем. Но сейчас Гадель Халилов интересовал ее больше. Она вышла из комнаты и зашла в соседнюю дверь. Голем не отреагировал на зашедшую, не обернулся. Если бы Кира видела его лицо, она бы лицезрела, как он дернул ноздрями, принюхиваясь к ее появлению.

– Я разрушу веру в ложного бога. И почитать станете истинного…

– Тебя? – Кира встала напротив Голема, по другую сторону стола. До нее донесся тяжелый вздох Самбурова.

– Меня, – на девушку уставились мутные больные глаза.

– Это вряд ли, – Кира рассмеялась, похлопала ресницами и произнесла речитативом: – Я верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна…[14]

Голем сжал челюсти. Вены проступили сильнее.

Кира встала и, обойдя стол, положила руку арестованному на плечо. Звук, который тот издал, походил на последний вздох животного. Беспардонное женское прикосновение. Халилова трясло от унижения, которому его подвергала специалист по психопатологии, демонстрируя его слабость и подчиненную позицию.

– Ты не бог, Гадель. Ты Голем. Низшее существо, слепленное из неживого материала для выполнения грязной и не требующей ума работы. И Голем ты всю свою жизнь. Еще тогда, с детдома.

Кира отошла в сторону, чтобы Халилов повернул к ней голову, чтобы, будучи не в силах отвести от нее взгляд, ему приходилось демонстрировать действие.

– Ты не хранишь великую тайну. Я давно все разгадала. Свет, который померк, это Александара Каляева? Девочка, которую ты любил и которая умерла при родах в детдоме? Ты до сих пор ее любишь. Не как мужчина женщину. Как цветы любят солнце, как птицы боготворят небо, как рыбы испытывают необходимость в воде. Для тебя она была святой. А вот твой друг, Князев, отнесся к ней гораздо прозаичнее. Напоил и овладел.

Чтобы прочитать в безумном взгляде Халилова, что Кира попадает в самую точку каждым своим словом, можно было и не быть специалистом по эмоциям и психологии. Самбуров и сам пребывал в таком удивлении, что не делал и попыток скрыть чувств.

– И твой свет, твое солнце, твоя Ася забеременела. Ходила с пузом, как обычная малолетняя шлюха, которую обрюхатил случайный хахаль. А потом умерла при родах. И если ты утратил смысл жизни, то Князев нашел следующую девицу и особой утраты не чувствовал. Пожар из-за этого устроил? Хотел Князева сжечь?

Халилов хрипло вздохнул.

– Оставим пожар. Не так важно, как ты его убил. Князева больше нет. Но это не принесло тебе удовлетворения? Долгое время ты мучался утратой Аси и утратой друга. Что потом? Монголин нашел дочь Аси? Вы как-то столкнулись. – Кира пристально рассматривала лицо зверя, отправляя каждое слово точно в сердце.

Самбурову казалось, сейчас с Халиловым случится припадок. Губы мужчины дрожали, зубы скрипели, ноздри раздувались, во взгляде собралась вся ненависть мира.

– Ты тогда уже плотно сидел на наркоте. У тебя особенность организма – пониженная восприимчивость, поэтому ты, не стесняясь, мел в себя все подряд. Скорее всего, давно уже живешь, не слишком различая где реальность, а где твои фантазии. Уверена, без посторонней помощи уже давно бы убился, отравился, сдох в подворотне. Но ты Голем и ты кому-то нужен. Кому?

Халилов хрипел, вертел головой, дергал плечами. Киру не впечатляли порывы мужчины в смирительной рубашке. Она смотрела в упор жестким, цепким взором. Нарочито говорила безразличным пренебрежительным тоном.

– Так что нет, Гадель, ты не бог. Бог у вас кто-то другой. Он-то и внушил тебе, что за Александру Каляеву надо мстить. Вот ты и мстил. Глупо и по-дурацки. Ты надоел своему богу. Тебя приготовили в жертву. Ты сражался с ветряными мельницами, Халилов, не с великанами. Каляева умерла тогда в детдоме. Все, твой свет померк. А теперь настала очередь Голема. Тебя пора обратить в камень.

– Свет не меркнет. Бог зажжет небесный огонь.

– Ты зря ждешь, что тебя отсюда вытащат. Ты сядешь один. За двоих.

– Я есть един и равен.

– Нет, Голем. Ты и не бог, и не един. Ты типичная жертва зависимости. У тебя все признаки – легко возбуждаемая злоба, в том числе беспричинная, мания преследования, острое реагирование на все раздражители. Да и мозг твой давно проела наркота. От тебя пора избавляться. Ты не победил ни Иисуса, ни Аллаха, ни Кришну. Им плевать на людей и тебя, они даже не заметили. Каляева умерла в детдоме. Тебе только мерещится, что ты гроза округи. На самом деле ты слаб и жалок. За тобой никто не стоит. Тебя принесли в жертву. А того, кто тобой управляет, Фюрста, я найду и без тебя.

Голем дернулся, будто в предсмертной агонии, повалился на пол. У него стали дергаться ноги и все тело. Он орал, как блаженный, хотя, в общем-то, таковым и являлся. Кира уже вышла. Все, что ей было нужно, она увидела.

Глава 27

Она брела по набережной. Сизо-синие сумерки опускались на море.