Кира уставилась на морскую рябь, как в стереограмму. Словно все ответы были зашифрованы среди этого пестрого бессюжетного голубого хаоса. И если она сможет правильно выбрать угол зрения, сфокусировать взгляд нужным образом, то сразу увидит то, что ей нужно.
Девушка распахнула дверь и, откинувшись на сиденье, постаралась впитать в себя йодно-соленый запах вместе с теплым, прогретым днем воздухом. На море спускалась тьма. Стереокартинка продолжала рябить.
Андрей кого-то ждал. Кого? Голема? Почему тот не пришел? Зачем заплатил один раз и не заплатил второй? Тот, кто должен был прийти, собирался похитить Андрея и убить. И в ресторане заставил ждать специально. Может быть, это вообще не Халилов? Тот же заплатил. А тот, кто не пришел, не собирался платить.
Мысли путались. Не складывались.
На мобильнике высветилось фото Григория. Хорошее фото. Она сама фотографировала в нужный момент. Тогда, когда стояла под пушистой раскидистой березой, ветер смешивал волосы и тонкие веточки, она растворялась под его взглядом и в счастье. Она хотела запомнить мгновение. Он повел ее за руку по алее парка, она почти не глядя сфотографировала на камеру мобильника.
Кира поднесла телефон к уху.
– Ты уже уехала в отель или еще в городе? – его голос сразу развеял тьму. – Халилова взяли. В Косьмо-Диаминовском монастыре. Два дня назад на Троицком соборе появилась эта надпись, только они ее закрасили тут же как проявление вандализма. А когда им рассказали, что к чему, батюшки не на шутку переполошились. Ты как в воду глядела. Семенов и Мотухнов, скорее всего, начнут тебе поклонятся. А Татьяна Николаевна попытается сжечь, как ведьму. Но ты, Вергасова, феникс, уверен, даже из огня выберешься. Ну и я тебя прибить не позволю. Хоть ты и консультант и, между нами говоря, жуткая зараза, а все-таки при исполнении, – пытался шутить Самбуров безумно уставшим голосом.
– Я сейчас приеду в Управление.
– Он совершенно невменяемый. Не соображает ничего. Такое представление учудил. Поджог во время службы собирался устроить. Там праздник какой-то церковный, несколько храмов открыты. Народу море. Кто-то из батюшек его узнал, кинулся наперерез. Сдается мне, они его портрет в камере слежения нашли, когда он этот свой девиз на стене писал. Халилов метался по территории монастыря, как заяц по снегу, путая следы. Кто-то догадался вызвать полицию. Приехали мы. Короче… – Кира слышала в голосе Самбурова сомнение. Говорить не хочет.
– Он кого-то ранил? – предположила специалист по психопатологии. – Убил?
Самбуров тяжело вздохнул, не обрадовавшись ее догадке.
– Он шестерых порезал… Один священник скончался на месте. Еще трое, и в том числе мужики из прихожан, в тяжелом состоянии. Но может быть, и выкарабкаются. Мы тоже побегали. Уже хотели так… уложить. Он быстрый и сильный. Накачанный чем-то по самые брови. Нарколог сразу не определил, что Халилов употреблял. Говорит, там целый коктейль, но обещал к утру вернуть его в реальность. Поезжай в отель. Я скоро буду. Сходим поужинаем.
– Хорошо.
Возникла пауза. Кира слышала, что Григорий хочет сказать еще что-то, но думает.
– Как отец Пимен? – наугад подтолкнула она.
– Пф! Вергасова, ты все-таки… Он передал тебе, что за грехи свои человек отвечает исключительно сам. Еще передал: «Смело кайтесь, бог все управит. Если будете скрывать грех ваш, то не получите прощения от Бога».
Кира молчала, но Самбуров мог поклясться, что слышит ее недовольное сопение.
– Еще сказал: «Да зачтет тебе господь поимку аспида в покаяние», и закончил батюшка тем, что пригласил тебя на душеспасительную беседу по окончании его епитимьи длиной в сорок дней.
– Товарищ подполковник, вы от себя ничего не добавили? – уточнила Кира с сомнением. – Вам известно, что такое «душеспасительная беседа?».
– Нет. Я даже точно не знаю, что такое «епитимья», – хохотнул Самбуров. – Но у отца Пимена точно есть к тебе вопросы.
– Тогда передай своему батюшке…
– Давай сама, – оторопел Самбуров. – Я уже посоветовал ему встать в очередь за теми, у кого к тебе претензии.
– Тьфу! – выругалась Кира и разъединила связь.
Самбуров приехал в ресторан, когда они с Юнкой уже прикончили бутылку сухого красного шираза на двоих, а ухажер его сестрицы взирал на них с осуждением.
– Вторую заказываем? – поинтересовалась Юнка.
– Нет, я больше двух бокалов не пью, – отозвалась Кира.
– Давно?
– С тех пор, как стала жить с твоим братом в одном номере и не могу объяснить, что это за мужики звонят с утра после пьянки и кто им дал номер моего телефона, – пошутила Кира.
Девчонки засмеялись. Серьезный Леня возмущенно цыкнул.
Григорий пребывал в хорошем настроении, хотя от Киры не укрылись легкие тени, пролегшие под глазами, и чуть сильнее обозначенные морщинки на лбу.