Триггерная точка

– Да по сути и продолжать то нечего. – ответила Эльма.

– Ты поняла, зачем этот немец готовил тебя к шпионской деятельности? Кто-нибудь вербовал тебя?

– Никто не вербовал. И да. Я узнала о том, к чему меня готовил этот офицер Абвера. Правда узнала я об этом много позже.

– Вы и сейчас общаетесь?

– Мы не общаемся. Он пишет мне, что делать – я делаю. Зашифрованные послания я получаю прямо на работу. Как правило, они приходят вместе с документами, которые мне вручает герр Диммар.

– Он тоже завербован?

– Не думаю. Он тупой, как пробка. К тому же нацист и антисемит. Сам он в списки не заглядывает, а если бы и заглянул, ничего бы не понял.

– Что было в последней шифровке?

Тут девушка замолчала.

– Эльма? Ты тут?

– Ты ничего не слышал?

Тимур напряг слух и только сейчас до него дошло. В конюшне стало слишком тихо. Мгновенно сориентировавшись, он погасил лампу и затаился. Тишина колола слух. Глаза никак не хотели привыкать к темноте.

– Тут кто-то есть. – прошептала Эльма, хотя, кроме Коликова её никто не мог услышать. Ответить он ей не мог, поскольку общался с ней вербально. Мысли друг друга они читать не могли. То, что Коликов мог слышать Эльму, уже было сродни чуду.

Из конюшни было два выхода. Аккуратно подкрадываясь к двери, ведущей из раздевалки в тамбур, капитан старался сообразить, к какому будет быстрее. Кажется большие ворота ближе. Туда и побежим. А что если их окружили? А что если подкрались незаметно и все выходы находятся под прицелом? Коликов дивился на свой непрофессионализм. Или это на него так женские гормоны повлияли? Ладно, сидеть, сложа руки, было самым плохим вариантом. Нужно было проводить разведку. Ещё с минуту Тимур прислушивался к тишине, но никакой полезной информации из этой тишины не получил. «Эх, была, ни была!» – подумал Коликов и начал высовываться из раздевалки.

– Стой! – раздался пронзительный крик Эльмы в голове, но было поздно. В то же мгновение снопы искр брызнули из глаз девушки. Коликов почувствовал, как заваливается лицом вперед, и хотел было выставить вперед руки, но хрупкое тело его уже не слушалось. Страшный удар по голове, похоже, вышиб из бедной девушки весь дух. Последнее, что услышал Коликов перед полным забытьем, это тихий шепот Эльмы:

– Тимур, не отдавай им меня!

Глава 5

– Как долго он в капсуле? – спросил генерал.

– Почти сутки. – ответил полковник Зорин, понимая, что это предел для внедрения. Стандартная рабочая смена оператора длилась шесть часов. За это время оператор успевал понять, в чем особенность заданной триггерной точки и мог повлиять на ход истории. Если за это время ничего сделать не удавалось, оператор принимал решение покинуть тело. Оставлять в живых или нет объект внедрения, оставалось на его выбор. Действовать полагалось по обстоятельствам. Даже через шесть часов работы в капсуле операторы выползали оттуда без сил. Иногда их выносили на руках, как космонавтов после многомесячного пребывания на орбите. В ряде случаев требовалась экстренная медицинская помощь. Что будет с капитаном Коликовым после суточного пребывания в капсуле, Зорин даже представить себе не мог.

– Как думаешь, полковник, что его там так задержало?

Зорин покачал головой.

– Жизнь сложная штука. – ответил он. – Могло произойти всё, что угодно. Бывает так, что оператор внедряется в тело объекта, но по каким-то причинам повлиять на ход истории не может. Коликов работает. Активно работает. Мы видим это по его энцефалограмме.

– Угроза его жизни есть? – озабоченно поглядел на полковника генерал.

– Да, товарищ генерал-майор. Причём реальная. Он работает на пределе.

– Что предписывает на такой случай регламент?

– Ничего. Таких случаев ещё не было. Подозреваю, что капсула сама отключит оператора, если тот помрёт внутри. Не раньше.

– Самим вытащить оператора не получится?

– Только с нарушением всех когнитивных функций. Жизнь мы ему спасём, но получим вместо дееспособного капитана овощ.

– Что предлагаешь?

– Ждать.

– Сколько?

– До полного истощения. После – отключать.

– Овощ?

– Хоть, какая-то радость семье. Живой – не мёртвый.

– Овощ – не муж, не отец! – возразил генерал. – Себе самому ты какую судьбу пожелал бы?

– Сам бы я погиб при исполнении. Пышные похороны, торжественные речи и, быть может, салют над могилой. Всё лучше, чем под себя весь остаток жизни ходить.

– Тогда, дадим парню шанс.

– Есть!

Зорин вышел из кабинета генерала в подавленном состоянии. При всех его разногласиях с Коликовым, этот парень ему нравился. Своей неординарностью, своими принципами, бесстрашием. Было в нем то, чего сам полковник Зорин себе не позволял. Было то, чего хотелось бы сделать самому, но самоконтроль, что б его, не давал. Дисциплина. Выучка. Всё это мешало Зорину реализовывать себя в жизни. Не только в служебном плане, но и в семейной жизни. Жалко было парня. Зорин понимал, что сутки в капсуле это предел. Скорее всего – смерть. Ах, как же было жалко ему парня!

***