Триггерная точка

Эльма молчала, пока Коликов пытался перелезть через какой-то забор. Похоже, это был загон для скота. До ближайшей постройки – одноэтажного деревянного сарая было уже рукой подать. Туда Коликов и направился, соблюдая все меры предосторожности.

– Однажды, я получила письмо. Мне тогда было шестнадцать. На конверте не было обратного адреса, родни у меня не осталось, во всяком случае, те, кто мог уцелеть, не знали, что я жива и живу в Америке. Поэтому, письму я очень удивилась. Писал мужчина. На немецком языке. Текст был странным, даже показался мне несуразным, как, впрочем, и все остальные его письма. Писал он мне очень часто. Обращался он ко мне «моя Пинанс».

– Пинанс? Странное имя. – заметил Коликов, устраиваясь поудобнее за каким-то сарайчиком. Нужно было убедиться, что на ферме никого нет.

– «Искупление» на английском.

– Оу… Не догадался. Что он хотел?

– Как ни странно, он не хотел ничего. Он писал загадками, часто использовал афоризмы и пословицы. Я не видела в текстах никакой логики, никакого смысла. В какой-то момент письма стали настолько привычным для меня явлением, что я перестала обращать на них внимание. Конечно, я радовалась им, но смысла в текстах не видела. Я решила, что какой-то душевно больной человек нашёл для себя отдушину в этих письмах. Перепутал или вообще рандомно указал адрес и таким образом изливает мне – невидимому слушателю, свою душу. Это продолжалось ровно до тех пор, пока я не получила ещё одно письмо в котором вообще была полная несуразица. Какой-то набор символов и обозначений. В тот же день в библиотеке, я наткнулась на небольшую брошюрку – оставил кто-то на парте. Я открыла её, чисто из праздного любопытства, и оказалось, что это была методичка по шифровальному делу, сделанная кустарным способом. К своему изумлению в ней я наткнулась на те же символы, которыми было исписано последнее письмо.

– Шифровки? – догадался Коликов. – Незнакомец общался шифровками?

– Да. Несколько дней у меня ушло на то, чтобы разобраться с кодом и ключом. И после этого у меня началась совершенно иная жизнь. Я поняла, что все письма, которые я получала раньше, были зашифрованы. Получив доступ к их истинному содержанию, я поняла, чего добивался мой тайный поклонник.

– Чего? – если бы Коликов не чувствовал настроение Эльмы, он принял бы весь рассказ за дешёвую утку, которой девушка заговаривала ему зубы. Но капитан чувствовал, что вся история – правда.

– Он учил меня. Все его письма были пособием к разведывательной деятельности. В них он подробно и методично раскрывал мне особенности работы под прикрытием. Я изучала уловки и финты, которыми пользовались самые изворотливые шпионы. Позже я поняла, что львиная доля опыта, который передавал мне мой тайный учитель, была позаимствована из опыта разведчиков немецкого Абвера.

– Хорошо, учил он тебя. Готовил к чему-то. Но к чему именно? И кто это был?

– В последнем письме от него я получила подробную инструкцию того, как вернуться в Германию. Где взять деньги. Как получить квартиру. Как устроиться на работу в музей. В том же письме мой учитель приоткрыл завесу тайны своей личности. Я догадалась, кто он по намёкам, по фактам, которые могли знать только два человека, моя мать и тот самый немецкий офицер из Абвера. Несколько лет он готовил меня к внедрению в Берлин.

– Почему именно в восточный Берлин? Из США, куда проще было вернуть тебя в западную часть Германии.

– Этого я тогда не знала. Возможно, на тот момент он подался в КГБ. Возможно, тесно сотрудничал со штази, или у него были какие-то иные, сугубо личные, причины внедрять меня именно в соцлагерь.

Коликов попросил на время остановить рассказ. Он уже убедился, что если в основном доме фермы кто и жил, то сарай, или конюшня (в темноте было не разобрать) сейчас точно пустует. Там можно было укрыться, пересидеть ночь, а быть может и разжиться вещами. Двери в конюшню (все-таки это была коневодческая ферма) запирались снаружи и только на засов. Проникнуть туда не составило никакого труда. В нос ударил терпкий запах конского навоза, сена и опилок. Несколько жеребцов со сна не признавшие в гостях нарушителей ограничились лишь сонным фырканьем. Коликов разжёг масляную лампу и огляделся. Конюшня, как конюшня. Ухоженная, чистая. Помимо стоил, там имелись и подсобные помещения. Небольшая кузница, где, вероятно, подковывали лошадей, хозяйственный блок и (наконец, беглецам улыбнулась удача) раздевалка для жокеев. Там Коликов, не без помощи своей протеже, смог подобрать подходящего размера трико и курточку. Переодевался он максимально деликатно. Остатки изодранного платья снял быстро, и на себя – такого пышногрудого и соблазнительного, старался не смотреть, чем заслужил скромное «grand merci» от Эльмы.

– Что дальше? – поинтересовалась Эльма, когда Коликов закончил приводить в относительный порядок её внешность. Капитану удалось даже умыться чистой водой из ведра – видимо конюхи приготовили его с вечера, и смыть запекшуюся на голове кровь.

– Дождемся утра, а там сориентируемся. А пока, можешь продолжать.