Под пристальным взглядом она теряется. Мысли вихрем проносятся в голове, сменяя друг друга. «Какое, должно быть, разочарование для родителя видеть, во что превратилось твоё дитя», — с горечью думает Тилия, до этого момента считавшая, что жизнь вне стен Башни лишь немного изменила её, но взглянув на себя глазами матери, тут же понимает, насколько она далека от истины. Долина уничтожила почти всё, что было прежней Тилией, оставив только оболочку, да и то сильно подпорченную.
— Привет, мам, — пытается она улыбнуться и тут же оказывается в объятьях. На глаза наворачиваются слёзы и Тилия, которая никогда не была объектом открытого проявления родительской любви, тут же прячет лицо в воротнике белоснежного халата, вдыхая родной запах. Этот порыв длится какую-то долю секунды, а в следующее мгновенье, спохватившись, словно вспомнив, где находится и кто может наблюдать за ними, её мать отстраняется.
— Уйдём отсюда, — еле слышно говорит женщина, и воровато озираясь по сторонам, торопливо ведёт Тилию за собой. Но её руку она так и не отпускает: тонкие пальцы судорожно цепляются за серый рукав её поношенного комбинезона, словно в страхе, что дочь в любую секунду может испариться. По обеим сторонам от узкого прохода многоярусных Теплиц тянутся зелёные террасы, весьма кстати скрывающие их от любопытных взглядов. На пути им то и дело попадаются тепличные работники в белых халатах, которые заслышав их торопливые шаги, отрывают свои встревоженные взгляды от генномо-растений, но, не увидев для себя ничего опасного, тут же с облегчением возвращаются к прерванному занятию. Интересно сколько времени понадобится той женщине, которой Тилия так некстати попалась на глаза, чтобы весть о её появлении дошла до милитарийцев?
— Тебе не стоило приходить сюда, — слышит она встревоженный голос матери, когда они торопливо поворачивают за угол и останавливаются около источающего зловоние мусоросборника. Уборщики явно не справлялись со своими прямыми обязанностями. Когда она была здесь в последний раз, всё выглядело куда лучше. — Они тебя найдут.
— Они? — непонимающе смотрит на женщину Тилия.
— Власти!
— Значит, ты знаешь, что я так и не попала в Материнскую Обитель?
— Тилия, так было нужно! — торопливо говорит женщина, и она сражённая внезапной догадкой, каменеет, вырывая свою кисть из холодных, запачканных землёй рук матери. Там в Долине было неприятно осознавать, что её дядя был как-то причастен к её похищению, но после предательских слов родителя становиться по-настоящему больно.
— Кому нужно? — смотрит она в глаза матери, чувствуя, как всё в груди покрывается холодом. — Ты вообще представляешь, что мне пришлось пережить? Кем мне пришлось стать, чтобы выжить! Посмотри в кого я превратилась!
— Ты не понимаешь…
— Нет, конечно, куда уж мне! — горько усмехается Тилия, разводя руками. — Чья была идея сбросить меня в ту чёртову Яму?
— Твоего отца.
Эти два слова звучат для неё словно приговор, и не в силах удержаться на ногах, она медленно сползает по шершавой, бетонной стене. Единственное, что на протяжении этих, неимоверно долгих и трудных недель сохраняло в ней надежду, это вера в то, что она сможет вернуться домой, к родным. Она винила Совет и милитарийцев, а предателями оказались её собственные родители!
— За что? — глухо спрашивает Тилия, вскидывая, лишённое всяких эмоций, лицо к застывшей перед ней матери. Будь она прежней, скорее всего, разревелась бы, стала бы сетовать на несправедливость. Но только не теперь, когда ей лицом к лицу пришлось столкнуться со своими детскими страхами: жить среди облучённых, питаться их едой, спать с ними под одной крышей, наконец, убивать. Но ничего этого она не может рассказать: не переживёт, если родители отрекутся от своей дочери, ставшей гоминидским чудовищем.
— Так было лучше для тебя, — словно извиняясь, горячо шепчет женщина, опускаясь перед ней на колени, отчего полы её белоснежного халата накрывают разбросанный вокруг мусор, но она этого даже не замечает. — Всё то, что ты когда-либо слышала об Обители — ложь! Для таких, как ты там ничего нет. Мы с твоим отцом не должны были узнать правду… никто не должен был, — тут же добавляет женщина. — Станум не раз бывал в Обители, сопровождая группы молодых адептов. И всякий раз, возвращаясь обратно, ходил мрачнее тучи, пока однажды не рассказал твоему отцу всю правду. Материнская Обитель — это не город, где адепты живут всю свою жизнь, словно в раю. Это место жертвоприношения Хранителям!
Стоит только её матери произнести эти слова, как Тилия чувствует удушье, словно из лёгких выкачали весь воздух. Жертвоприношение? В их цивилизованном мире? В их идеальном государстве? Такого просто не может быть!
— А как же всё то, что нам рассказывали? — ошеломлённо смотрит на женщину Тилия. Все эти годы она считала, что облучённые настоящие дикари, отказываясь замечать настоящих монстров, ошибочно называющих себя людьми.