Тригон. Изгнанная (СИ)

Значило это то, что в день своего совершеннолетия взращённые Вавилоном адепты переставали быть частью колонии и становились собственностью столицы. Их за год до Посвящения отбирали по праву первородства, селили в общие жилые блоки и обучали: эдиктам, послушанию, отказу от амбиций, аскетизму. А спустя год дарили лучшую жизнь в более процветающем месте, в столице. Материнской Обители. И представитель — или как его ещё называли вестник — избранный из семи членов Совета, занимал специально отведённое по такому случаю место на возвышении и с воодушевлением произносил вступительную речь.

Тилия знала, что в этом году впервые выступит новичок. Вестник Бареалис. Этого статного темноволосого мужчину с пронзительным взглядом и орлиным профилем, она видела лишь однажды на экране, когда он перед камерами давал присягу. Это было целое событие для их маленького замкнутого мирка. Всё тот же Главный Зал, всё та же неизменная семёрка сгорбленных старцев, заботливыми руками прислужников, облачённых в пурпурное одеяние — цвет высшей касты, поднятая вверх правая рука, накрытая левой Священная Книга Нового Вавилона, и краткая клятва служить народу, гулким эхом разбивающаяся о бетонные стены.

Но и кое-что ещё Тилия запомнила из того дня — брошенные отцом едва различимые в общем людском гуле слова, что новый вестник далеко пойдёт, имея прирождённый дар убеждения и такую преданность общему делу. Не поняла она тогда лишь одного — были ли эти слова одобрением или же чем-то иным.

И вот сейчас спускаясь по спиралевидной лестнице в компании молчаливых карателей, и чувствуя при этом какую-то неумолимую безысходность, она отчётливо слышит, как за наглухо закрытыми дверьми, ведущими на жилые уровни, гремит гимн, от чего по телу тут же разбегаются мурашки. Началось! Кажется, прикоснись сейчас Тилия вспотевшей ладонью к холодной, шероховатой поверхности бетонной стены, тут же почувствует вибрацию.

Попеременно опуская ватные ноги на нескончаемую череду гладких, отполированных до блеска ступеней, и прислушиваясь к речи, произносимой с таким жаром, она мысленно представляет, как молодому вестнику внемлет притихшая публика. Даже не видя этого, Тилия знает, что сейчас происходит в смотровых: затаив дыхание, толпа жадно ловит каждое произнесённое им слово, благоговея, словно перед каким-то божеством. Хотя, по сути, так оно и есть — статус человека, живущего в Башне, напрямую зависел от уровня, который тот занимал. Это знал даже ребёнок.

Уборщиков с семьями всегда селили на первых восьми этажах. Это шестой уровень и основание Башни. Ниже были только душные подвалы для мёртвых или, как ещё называли это жуткое место колонисты — Топка. Отличить уборщиков от остальных можно было по довольно неопрятному виду, да по нашивке на рукаве с шестью тонкими горизонтальными полосами, словно клеймо, с которым люди расставались лишь на время восьмичасового сна. Наутро раздавался пронзительный, ненавистный писк натыканных повсюду датчиков, возвещающий о наступлении нового рабочего или учебного дня, и твой отличительный знак из белых полос снова становился неотъемлемой частью тебя.

Хотя уборщики и самая низшая каста, но и там царит своя иерархия. Те, кто занимают восьмой этаж, выгодно отличаются от тех, кого называют мусорщиками, с утра до ночи сортирующими отходы, которые с неумолимым грохотом прокладывали себе путь по огромным, воняющим склизким мусоропроводам.

И, как и на остальных уровнях, здесь был свой человек, подчиняющийся непосредственно Совету. Соглядатай, от которого ничто не ускользнёт и, который в случае чего, обязан немедленно донести властям о нарушении. Таких людей в Башне ненавидели, презирали и боялись. Они всегда, словно нутром чувствуя неладное, оказывались в нужном месте, а затем тенями злорадства исчезали за ближайшим поворотом. Это значило лишь одно: скорое и неизбежное появление карателей.

С девятого по семнадцатый этажи были отведены под Теплицы. Огромные утопающие в зелени павильоны со слепящим глаз освещением, так необходимым выведенным генетиками растениям, раскачивающимися подвесными мостиками-переходами, сложной системой поливных труб и без умолку стрекочущими распылителями. Большая часть выращенных там геномо-растений шла на экспорт. В основном это были улучшенные искусственным путём овощи, фрукты и травы, которые удалось спасти от полного исчезновения и вновь культивировать.

Из окон своей комнаты Тилия часто с любопытством наблюдала, как забитые до отказа тяжёлые грузовики, оставляя за собой хвосты из пыли, медленно плелись друг за другом по единственной дороге, которая вела на запад — к Обители. Мечтала она тогда лишь об одном: зайцем пробраться на борт одного из них и никогда не возвращаться. И если бы не знание того, что после Посвящения она сможет навсегда распрощаться с городом, в котором прошло её детство, давно бы уже сбежала.

«Так и надо было сделать», — с опозданием критикует свою нерешительность Тилия, снова возвращаясь мыслями к обитателям уровней.