Тригон. Изгнанная (СИ)

На четвёртом селили семьи разнорабочих. Под их хозяйство было отведено шестнадцать этажей. Отец всегда говорил, что это самое важное звено в их цепи — без их умения Башня долго не выстоит. Ещё три этажа занимали те, кто давно утратил свою ценность для колонии. В основном это были бездетные пары, по каким-то причинам лишившиеся второго ребёнка, тем самым поставив под угрозу будущее Нового Вавилона. Лишь то, что их первенец отныне являлся частью Обители, отделяло их от ещё более жалкого существования. Эти несколько этажей колонисты прозвали «Ссылкой».

Ещё выше были жилые блоки для врачей, техников, строителей, инженеров и других, более или менее ценных профессий. На одном из таких этажей, ещё год назад, жила и сама Тилия с родителями и младшим братом. Третий уровень — была заслуга отца. В детстве она с гордостью носила свою трёхполосную нашивку, без всяких слов указывающую на принадлежность её семьи. Но чем становилась старше, тем сильнее материя давила на кожу, словно пытаясь подчинить, и тем чаще посещали запретные мысли: содрать ненавистные полосы со своего хампового комбинезона и будь что будет! И плевать, что с ней сделают каратели!

Милитарийцам по большей части принадлежал второй уровень. Первенцам, что в своё время отказались пройти Посвящение — став избранными — оставаясь беззаветно служить властям. Люди, запрограммированные на беспрекословное подчинение Совету. Им запрещалось иметь семьи, они отказывались от данных им при рождении имён. Трёхзначный номер — то единственное, на что каратели могли рассчитывать при поступлении на службу. Они давали клятву служить народу Нового Вавилона, но в приоритете всегда оставался Совет. Хотя бывали и исключения.

Даже самая идеальная система рано или поздно даёт сбой. Это и произошло с одним из милитарийцев: дав присягу, он влюбился. Вскоре о связи стало известно, и с тех самых пор ни девушку, ни того карателя в колонии больше не видели. Эта история, случившаяся двадцать лет назад, стала своего рода мрачной легендой, о которой стоило помнить тем, кто собирался в будущем стоять на страже порядка и быть карающей рукой Совета.

Как правило, дети, рождённые в Башне, оставались на своих уровнях до последних дней жизни. Все шли по стопам своих родителей, никто не стремился прыгнуть выше головы и лишь адептов, и милитарийцев ждала иная жизнь. Первые отправлялись в столицу, а вторые, главным критерием при выборе которых были сила и выносливость, отбирались со всех шести уровней, оставались в Башне. Ими становились первенцы строителей, инженеров, уборщиков… даже дети мусорщиков, если успешно проходили отбор. Такая работа и возможность попасть практически на самую вершину иерархии, были звёздным часом всех первенцев и будущих карателей.

С милитарийцами второй уровень делили адепты, каждый год сменяя друг друга, да ещё немногочисленные в их колонии кураторы с семьями, отвечающие за обучение всех детей в Башне. Для каждой группы, строго разделённой по выбору профессий — свой куратор-наставник. Если это те, кто позже будет работать в лазарете, они обучаются врачеванию, если повара, то только, как правильно приготовить пищу, не растеряв при этом полезных свойств и далее по списку.

В колонии издавна было так заведено, эдикт под номером восемь гласил:

«Обучаться разрешается только тому, что пригодиться будущим работникам в выбранном ими ремесле».

Поэтому никто и никогда не получал общих знаний — это было строго запрещено, так же, как и самообразование. Непослушание и нарушение законов каралось изгнанием, что для большинства жителей Башни было куда страшнее смерти.

Первый и самый верхний уровень всегда принадлежал Совету. Единственный этаж, куда не ступала нога рядового колониста. Его члены, как правило, были рождены вне стен Нового Вавилона, поэтому к ним и относились, как к чужакам: их боготворили, превозносили и боялись. Мало кому удавалось побывать на верхнем этаже Башни. Тилия не раз слышала разговоры об экзотических блюдах — тяга к безвозвратно ушедшему прошлому, о покрытой ценнейшими камалиновыми (вымерший вид верблюдовых) шкурами мебели и ещё, что в еду и напитки каждому из этой семёрки всегда добавляли золотую пыль: именно так Совет защищал себя от болезней, что приходили извне.

«Хотя, конечно, всё это выдумки!» — про себя думает Тилия, отрешённо слушая сквозь гулкое это шагов приглушённый бетонными стенами мужской голос, доносящийся из динамиков в набитых людьми смотровых. Не будь она в таком плачевном положении, повеселилась бы от души, повторяя за вестником избитые, высокопарные фразы. Почти никаких изменений: всё, как и год назад, и пять лет… и двести. Смысл с жаром произносимой речи всегда один, меняются лишь некоторые слова в предложениях, да сами ораторы.