Триктрак

Лелька бормотала какие-то утешительные растерянные слова, Ася кивала, повторяя про себя отчаянный рефрен: «Ленька бросает институт и уезжает…» Куда? Почему?

— Ася, пойдем сегодня к нам, есть раскладушка, устроишься. Вечером куда-нибудь сходим, — услышала он, как сквозь туман, Лёлин голос.

— А? Нет, мне нужно сегодня… съездить кой-куда. Спасибо, Леночка, но со мной всё хорошо. Я потом к вам приду, ладно?

Добравшись домой, она, в лихорадочном возбуждении, начала собираться в поездку в Заходское. Собирать было особо нечего, лишь себя. Выложив из сумки тетради, взяла с полки пластинку и достала нарды. Чемоданчик-проигрыватель укоризненно смотрел на нее с тумбочки блестящими кнопками-застежками. Почему Лёня бросает институт и уезжает? Бросает всё… и всех. Что делать? Что, если она приедет в Заходское, а там — Лёня? И он решит, что она преследует его.

Гвоздь в груди заворочался, раскаляясь; гнев, обида, страх захлестнули её, и она швырнула на кровать коробку с нардами, которую держала в руках. Та ударилась о спинку кровати, отлетела и… рассыпалась на части. Ася, ахнув, кинулась к ней — шкатулка была цела, но сбоку выдвинулся ящичек, узкий, неглубокий — тайник, о существовании которого она и не подозревала. На дне виднелся сложенный листок бумаги. Она осторожно развернула его. Коричневатая на цвет, с водяными знаками бумага. Это было письмо, точнее, короткая записка, начертанная витиеватым, но ровным почерком. Ася опустилась на стул и, шевеля губами, как первоклассница, что постигает первые азы чтения, начала разбирать текст записки, ощущая, что позорно читает чужое письмо.

Дорогая моя!

Ничего не бойтесь, любите и будьте счастливы,

пока живы.

Вашъ С.

Она осмотрела тайник. Поверхность ящичка была оклеена такой же бархатистой тканью, что и внутреннее поле для игры. Ася принялась искать, как открывается тайник, и нашла узкую панельку, на которую нужно было надавить с достаточной силой, чтобы скрытый механизм вытолкнул или принял внутрь потайной ящичек. Убрав записку на место и закрыв нарды, она долго сидела, изумляясь открытию и повторяя слова таинственной записки. В конце концов, собравшись с духом, положила нарды в пакет, умылась и сделала макияж, так тщательно, как могла. Переоделась, облачившись в любимые брюки и новую цветастую блузку — красные и желтые тюльпаны на коричневом фоне — тётушкин подарок. Зеркало не радовало, терзали стыд и сомнения, но внутренняя пружина уже разжалась и задала импульс движению, которому оставалось лишь подчиниться.

На Финляндском пришлось ждать, пока пройдет час перерыва в расписании электричек. Бродя по просторному вокзальному залу и безлюдному перрону, Ася думала лишь о том, как доедет до Заходского, но, добравшись до жёсткой вагонной скамьи, начала размышлять, как вести себя и что говорить, если вдруг там окажется Лёня. Мысли переходили с этапа на этап — некий внутренний механизм отделял одну ступень от другой, будто при взлёте космического корабля. Не зная реплик партнера, трудно написать диалог, но она старалась изо всех сил, взяв в основу гордое безразличие или безразличную гордость — как кому нравится.

Дорога по лесному «проспекту» далась ей с трудом, словно каторжнику, влачащему пудовые кандалы. Пейзаж осеннего дня был отвратительно прекрасен: еще теплые стволы сосен уносили в небесную голубизну шапки вечнозеленой хвои. Кисть великого недосягаемого художника украсила их зелень яркими вкраплениями уже поредевшего красного золота осин, блеклой желтизны берез да золотистого шёлка лиственниц. Тишину и великолепие картины нарушали творения человеческих рук — автомобили, которые то двигались навстречу, то обгоняли Асю, а один сердобольный водитель даже остановился, предложив довезти её до поселка, но она отказалась, желая оттянуть час икс. Прошла мимо руин старых дач и наконец вышла к потрепанному ветрами и временем дому с башенкой — владению Владлена Феликсовича. Сердце, что до сих пор стучало ровно, затаившись, вдруг вырвалось из своего приюта, и нанесло удар, прервав дыхание и бросив краску в лицо. Она постояла, прячась у забора за углом, и развернулась, чтобы бежать обратно, на станцию. Сделала несколько шагов к отступлению, поправляя сползающий с плеча ремешок сумки, и уронила пакет с нардами. «Нет, — сказала она себе, — я приехала к его дяде, просто узнать, всё ли в порядке с ним и всё. Я имею право узнать это, и никто не может мне запретить. Я вовсе не бегаю за ним, не плачу и ничего не прошу. Просто узнать и вернуть дорогую вещь, которая мне не нужна».