Триктрак

Ася прошла через калитку к дому, точнее, побрела, задыхаясь от собственной отваги. На стук в дверь никто не отозвался, и она, повторив его дважды, опять застряла меж небом и землёй, не зная, куда сделать следующий шаг. Назад, на ступеньки крыльца, где они сидели с Лёней, обнявшись, молчали, болтали, курили. Она опустилась на ступеньку и почти реально ощутила тепло его руки, обнимающей её за плечи. Это продолжалось одно мгновенье, спустя которое порыв прохладного ветра смахнул мистическое ощущение. Позади скрипнула дверь, и она почти подпрыгнула на ступеньке, когда знакомый надтреснутый голос произнёс:

— Что ты здесь сидишь, девочка? Заходи.

Ася вскочила.

— Здравствуйте, Владлен Феликсович… Вот… я приехала… по делу.

— По какому такому делу? — спросил тот, пропуская её в дверь. — Поставлю чайник, а ты располагайся.

Ася расположилась на старом скрипучем диване с выцветшей, потрепанной обивкой — когда-то по гобелену рассыпались яркие крупные пионы, ныне превратившиеся в грязно-розовые пятна среди листьев бледно-болотного оттенка. В комнате, как обычно, стоял холостяцкий дух мужского пожилого одиночества — душноватая смесь запахов и печали. С некоторым облегчением Ася поняла, что Лёни в доме нет. Затем ей стало жаль, что его нет, жаль до приступа тоски по нему. В таком состоянии и застиг её хозяин дома, явившийся с горячей чашкой в руках. Ася вскочила и запротестовала, уверяя, что могла бы пойти на кухню, но Владлен коротко отклонил возражения.

— У меня там не прибрано, угощайся здесь, садись за стол.

Ася, смирившись, устроилась за столом и, чтобы оценить гостеприимство хозяина осторожно хлебнула чаю, обожглась, несмотря на осторожность. Владлен не пустил её на кухню, не предложил, как прежде, пойти туда и похозяйничать, и это могло означать только одно — он всё знает или понимает. Впрочем, если так, то именно это ей и нужно — проще начать разговор, который она не знала, как начать.

— Что приехала? Соскучилась? — тем временем спросил Владлен, насмешливо, но без злобы.

— Владлен Феликсович… — начала она и замолчала, сражаясь с собой, затем повторила имя собеседника, словно рефрен.

— За Лёньку, небось, узнать хочешь.

— Нет… да… — промямлила она.

— Только не говори, девушка, что приехала проведать старика.

— Нет, не скажу, — призналась Ася. — Но я… хотела сказать… спросить.

Она вскочила, вытащила из пакета коробку и начала торопливо и горячо рассказывать, как случайно обнаружила тайник с запиской. Владлен слушал, кивал, улыбаясь.

— Нашла-таки, — сказал он, когда Ася, выговорившись, замолчала.

— А вы знали? Конечно, знали.

— Знал, а как же. Здесь колье хранилось, бриллиантовое.

— Так уж и бриллиантовое? — засомневалась Ася. — И куда же оно делось? Вы его видели?

— Видел, — кивнул Владлен. — Сейчас расскажу.

И он, покашливая и посмеиваясь сам себе, рассказал Асе историю, часть которой она уже слышала от Лёни. Родители Владлена погибли в первые революционные годы, ему же удалось спастись стараниями сердобольной и отважной горничной Глафиры. Она забрала мальчика, а заодно и вещи, каким-то образом оставшиеся неконфискованными в пользу революции и её творцов. Вещей было немного, и почти все она позже продала, чтобы выжить. Осталась шкатулка с нардами, не слишком примечательная для покупателей. Владлен совершенно случайно, играя, обнаружил тайник, а в нём — бриллиантовое колье невероятной красоты.

— Я до сих пор его помню, хоть и мальцом тогда был, — говорил он. — Сияние такое, словно чистый снег под солнцем. Мать когда-то надевала его, смутно помню мать, но это колье отчётливо, как на фотографии. Видимо, отец как-то успел спрятать его в шкатулку. Либо там и хранил.

— И что, что с ним произошло? — спросила Ася.

— Что произошло? Украли… Тетю Глашу мою по голове отоварили, а меня дома не было. Тайник открыли, шкатулку бросили. Тетка потом долго сокрушалась, но главное, хоть жива осталась. Думаю, сболтнула она где про такую ценную вещь. Или продать кому пыталась.

— И что потом?

— А что потом… Щи с котом. Глаша замуж вышла, я так у них в старших сыновьях и остался. Дом-то этот, дача, моим родителям принадлежала, чудом мы здесь остались, так и живу. Да Лёнька тебе рассказывал, а?

— Рассказывал, немного, — кивнула Ася.

Одно звучание его имени вызвало такое сердцебиение, что впору не удержать сердце в груди, вот-вот улетит.

— Он, смотрю, много тебе рассказывал.

— Владлен Феликсович… — начала Ася и замолчала. Горло вдруг перехватило, словно после первых слов на публичном выступлении.

— Что? Нарды желаешь вернуть? Ну решай сама, но это подарок. Мало ли сгодится. Всё равно после меня некому их оставить. Лёньке все это ни на грош не нужно. Или… что?

— Вы… вы не знаете? Я давно не видела Лёню, и… он, кажется, бросил институт.

— Вот как? Не видела, стало быть…

Владлен вздохнул, что-то процедил сквозь зубы, возможно, относящееся к горе-племяннику, затем продолжил вслух:

— Не сказал тебе, значит. Ну, таков и есть. Уезжает он, мерзавец, уехал уже, верно, в Сибирь, на этот, как его… БАМ.

— На БАМ? — выдохнула Ася. — Но почему? Он же бросил институт… а как же…