Трикветр

— Расслабься, Тор, все хорошо. Мы с тобой просто знакомимся. Думаю, Робер рассказал тебе нашу историю знакомства.

— Да, но сказал, что о себе… ты расскажешь сама.

— Мы решили, что все-все о себе я расскажу, когда соберется вся семья. Я расскажу, тебе только то, что объяснит мотивы моего поведения по отношению к тебе. Многое будет выглядеть неправдоподобно, но поверь мне пока на слово. Я не солгу ни в единой фразе.

— Робер предупредил, что ты…

— Не продолжай, я думаю, что ты не усомнишься в моей искренности.

— Я уверен в этом и доверяю тебе.

— Верю. В тот день, когда вас выкинуло порталом на территорию крафства, крея Ллиррия умерла. Почти. В мире, откуда родом моя душа, такое состояние называют клинической смертью. Тело еще живо, а души уже нет. Хвала Хранителям, получилось провести ритуал привязки души. Но душа пришла из другого мира. В своем мире я прожила долгую по тем меркам жизнь, была замужем, очень любила своего единственного мужчину. После его гибели больше ни с кем не нашла в себе сил даже встречаться. Наши дети уже давно взрослые. Даже внуки мои сегодня старше тебя.

— Поэтому ты относилась ко мне, как к несмышленому ребенку?

— Да, более того, сейчас, видя в тебе взрослого мужчину, я продолжаю мысленно обращаться к тебе — малыш. Прости, если иногда вырвется случайно. Это подсознательно. Я так внука часто называла.

— Я не буду обижаться больше.

— У меня остались воспоминания Ллиррии, ее имя, титул, обязанности. А чувства, восприятие мира и людей в нем, извини, привыкла к слову, никак не могу перестроиться, имею в виду разумных, чувства я сохранила свои. Это свойство души, а не тела. Никто не должен понять подмены души, поэтому мне приходится прятаться за маску имиджа креи. И только с теми, кто посвящен в эту тайну я могу быть сама собой.

— Значит теперь и я в их числе? Ты сказала, что очень любила мужа…

— Да, у меня в том мире больше не было других мужчин. У нас, там я имею в виду, вообще нормой считаются отношения, когда одна женщина и один мужчина. Есть, конечно, и другие варианты, но для себя я считала их неприемлемыми. Поэтому мне трудно было принять любые отношения здесь — я воспринимала их как измену своему единственному. А уж тем более, сложно принять необходимость трех мужей. — Я встала и подошла к окну. Как сказать, что я не готова пока?

— Ты разбередила свою душу воспоминаниями? — почувствовала, как его руки легли мне на плечи.

— Да, Тор, я все еще скучаю по ним.

— Я тоже скучаю по родителям. Они погибли шесть лет назад под обвалом в горах. Нас с сестрой забрал к себе дядя. Теперь он для нас и мать и отец. Скажи, ты могла бы меня поцеловать? Пусть не как мужчину. Хотя бы, как своего внука? — не думает же он, что я не прикасаюсь к нему, потому что мне неприятно? И руки убрал.

— Как внука? Или ты просто… не важно. Хорошо, но если захочешь большего. У нас все же свидание. — Только бы не показать, как я не готова к продолжению. Медленно повернулась к нему лицом. Да, а внучок-то на полголовы меня выше. Взяла руками голову, наклонила. Легкий поцелуй в одну щеку, потом в другую, потом в кончик носа. Мой ежик любил именно так, когда ему лет пять было. Но ведь у нас первое свидание? Посмотрела Тору в глаза. Нет? Да? Хочет большего, но боится спугнуть. Почувствовала себя семнадцатилетней девчонкой. А что я теряю? Рано или поздно это должно произойти. Для него будет лучше, если это будет прямо сейчас. А я? Моя психика, думаю, выдержит и не такое. Поплачусь потом подушке, и все пройдет. Медленно, не отрывая взгляда, прикоснулась губами к его губам. Принял, несмело еще обнял и прижал к себе. Быстро учится. Разорвала поцелуй. Спрятала лицо у него на груди, словно стыдливая школьница. Пусть думает, что смутил. Рук не убрал. Обнял смелее.

— Спасибо, Лири. — Заглянула в глаза. Блестят, надеюсь не слезы.

— Тор, покажи браслет, — смутился. Надеюсь, я не бегу впереди паровоза? — Сними курточку и рубашку. Рукава узкие, не поднимутся так высоко? Ты стесняешься?

— Н-нет. Я и сам хотел посмотреть, — старается держаться независимо, но видно, как дрожат кончики пальцев. Вязь тонкого кружева изящно огибает плечо в верхней трети. У Робера такой же, только ярче.

— Красиво. Больно было? — Кончиками пальцев обвела контур рисунка.

— Обожгло слегка, но терпимо. У тебя тоже браслет?

— Нет. Изменения в Розе плетений. Хочешь посмотреть? У тебя есть большое зеркало?

— Хочу. Зеркало есть. Только в спальне, — о, вечер перестает быть целомудренным.

— Не смущайся, я не смогу посмотреть без зеркала, а мне тоже хочется.

— Нет, все нормально, идем.

— Помоги расстегнуть, пожалуйста. Мне не достать крючки. — Руки дрожат, дыхание сбилось. Сорвался, впился поцелуем в лепесток Розы. Молодец, малыш. Ты все правильно делаешь. Посмотреть сможем и потом. Повернулась, ответила на поцелуй.

— Прости, я не должен был, прости, только не плачь, пожалуйста. Скажи что-нибудь. Все плохо да? Я тебя обидел?

— Милый мой малыш, все хорошо. Все так, как и должно было быть. Успокойся. Со мной все хорошо.

— Но ты плачешь, я же вижу. Тебе не понравилось?