Трилистник

– У нас к вам несколько вопросов. Ваши сотрудники говорят, что Вы сотрудничаете с Поляками. У нас есть показания Миры Абрамовны Акивисон, – с этими отчеканенными словами он впился в Лёвушкино лицо. – Вы можете с ними ознакомиться, кстати. При желании.

Мира Абрамовна, лаборантка Мирочка, которая ему так нравилась, и которая ему улыбалась при каждой встрече. Не может быть, это абсурд! Минут пять он, слегка сощурившись, непонимающе бегал глазами по бумаге. Да, вот «Неоднократно выражал несогласие с линией партии по вопросу присоединения Польши с Советскому Союзу…» но это не совсем то, а вот: «Сотрудничал с Польскими оппортунистами и врагами польского народа. Была свидетелем разговора с польским гражданином, из которого сделала вывод о гнусных и провокационных намерениях…»

– Но, товарищ, я никогда не общался с поляками, то есть с польскими гражданами, я и польский то не знаю. Знаю китайский, хинди, санскрит, ну, восточные языки. Нет, товарищи, это недоразумение какое-то.

– Недоразумение? – спросил старший, вихрастый блондин с выпуклыми глазами, сидевший за столом, – А если этот поляк по-русски говорил, он же шпион, а? Зачем шпиону на родном польском говорить? Сами подумайте.

– Но товарищи, граждане, это ошибка – вскочил ошарашенный Лев Борисович, – я всегда был за Советскую власть и сам готов перегрызть горло, так сказать врагам народа. У меня диссертация, мне ее сдавать скоро. Да что я говорю… Разберитесь пожалуйста, это ошибка, я уверяю вас!

– Ошибка говорите. Ладно, с этим мы разберемся… – растягивая слова, сказал старший, – Мы разберёмся, только если Вы будете сотрудничать, разумеется.

– Да, да, все что угодно, – с радостью пролепетал Левочка. Его сутулая фигура распрямилась.

– К нам просочились слухи, что среди ваших коллег, в частности, – он вынул из папки нужную бумажку, – младший научный сотрудник Шепитько, старший сотрудник Павлюченко участились случаи выражения недовольства линией партии по вопросам международной политики и лично товарищем Сталиным. Это так?

– Нееет… Нет, товарищи, это тоже ошибка. Они отличные ребята, комсомольцы, вообще золотые головы.

– Значит, Вы не хотите нам помочь.

– Таким образом не хочу, – твердо сказал Лев Борисович, снимая очки.

– А теперь слушай, сученок, и наматывай на ус, – к нему подошел младший, – если не подпишешь, вся семейка твоя по статье о Госизмене пойдет. Понял? – с этими словами он коротко замахнулся и ударил Левушку под ребро. Тот тихо сполз со стула, выронив на холодный пол очки.

– Ну! Не слышу?

– Понял, – задыхаясь, прохрипел тот. Потом, отхаркавшись, через минуту, – Но не подпишу…

…Дни в камере тянулись долго. Как-то после завтрака, дверь камеры открылась. Вошли те же двое, что допрашивали его первый раз.

– Переодевайтесь, времени у нас мало, – приказал блондин.

Вышли во двор. Глаза Левушки ослепли от выпавшего снега. Ехали они достаточно долго, пока не приехали на берег Днепра к красивому белому зданию с колоннами, упрятанному за высоким каменным забором в тиши загородной жизни. Его провели на второй этаж по широкой парадной лестнице с красными ковровыми дорожками, распахнулась могучая дверь и впереди, за широким столом его встретили двое.

– Здравствуйте, товарищ. Надеюсь, меня представлять Вам не надо, – произнес первый, глядя хитрым прищуром

– Здравствуйте, Ни… кита Сергеевич.

– Это Корнийец Леонид Романович, – кивнул он на другого. – У нас к Вам дело государственной важности. Сначала слушайте. Вопросы будут потом. Начну с того, что обстановка в мире сейчас непростая и мы на грани войны с фашистской Германией. Немцы подошли к нашим границам, Польша захвачена. Вы, как сознательный комсомолец, должны понимать, что мы не можем оставить без ответа этот вопиющий факт. Чтобы там немцы не готовили, мы должны их вот здесь держать, – он собрал в кулак растопыренные перед Львом Борисовичем толстые пальцы. – Не упускать из виду их агрессивные намерения. Вы комсомолец, впереди Вас ждет прекрасное будущее. И мы хотим Вам поручить важное комсомольское задание. А выполните его, я Вас лично рекомендую в Коммунистическую партию! Вопросы есть? Ах, да, инструкции получите. Уведите его, – кивнул он стоящим у двери конвоирам, и ошарашенного Льва Борисовича увели вниз.

Прошло полгода…

Дверь гостиной старого киевского дома дореволюционной постройки выходила на балкон. Занавески играли отсветами майского солнечного утра. В гостиной мельтешили люди. Пуская сигаретный дым, на диване примостился глава семейства – Борис Натанович Бауэр. Читая «Правду», он покручивал буденовские усы и с негодованием восклицал:

– Нет, вы посмотрите на этих немцев! Стоят у нас тут под боком, и мы даже не колышемся! И все у нас хорошо и все весело!

– Боренька, хватит дымить, на балкон иди. Левушка, Левушка, – полная полуседая женщина, в нарядном цветастом платье с фонариками по тогдашней довоенной моде бегала из кухни в гостиную, таская закуску, тарелки, блюда, – скоро гости придут, а у тебя еще галстук не завязан. Софушка, да завяжи ты ему галстук, наконец, а то перед людьми уже будет неприлично!