Триллион долларов. В погоне за мечтой

Странное это было ощущение – снова приехать сюда, выглянуть в окно, прочесть надпись «Петерола Аэропорто» рано утром, почти как тогда, два с половиной года назад. Именно здесь она и началась по-настоящему, его новая жизнь. Два с половиной года. Одновременно казалось, что это было целую вечность назад и словно только вчера.

Странное это было ощущение – его снова встречал тот же самый «роллс-ройс», на котором он ехал из Флоренции, и поехал он по тому же самому пути, мимо магазина, где продавались «феррари»… Но вел автомобиль уже не Бенито. Эдуардо рассказал о его болезни и пожал плечами: мол, такова жизнь.

– Как прошел перелет? – поинтересовался он.

– Без четырех с половиной часов ожидания в Карачи он был бы еще лучше, – заметил Джон. – А в остальном все в порядке. Я радовался, что нам вообще удалось купить билеты.

– Я думал, что ты, наверное, прилетишь на своем личном самолете.

– Нет, его… э…

«Самолет нужен Маккейну», – едва не сказал он. Но лучше не стоит.

– Его пришлось бы вызывать. И вышло бы не быстрее.

Эдуардо кивнул.

– Ах, ну да, ясно.

Он выглядел иначе, чем запомнилось Джону. Серьезнее. Нет, более зрело. Взрослее. Ему очень хотелось узнать, как Эдуардо жил все это время, но не хотелось спрашивать. Может быть, позже.

– Как…э… он? – неловко спросил Джон вместо этого.

Эдуардо посмотрел в окно.

– Он угасает. Не знаю, как выразить иначе. Каждое утро мы входим к нему, а он… он еще здесь. Так тихо и мирно, понимаешь? Ничего не хочет, всем доволен, улыбается, когда разговаривает с нами. Большую часть времени спит.

– А точно, что… Я имею в виду, уже действительно ничего нельзя сделать?

– Врач приходит два раза в день и устанавливает морфиновый насос так, чтобы ему не было больно. Только это и можно сделать.

– Понятно.

Джон посмотрел вперед. Марко сидел рядом с водителем и, похоже, наслаждался тем, что может снова разговаривать на своем родном языке. По крайней мере, так казалось через разделительную перегородку.

– Значит, это только вопрос времени.

– Врач каждый день удивляется. Он сказал, что у него такое чувство, будто дедушка чего-то ждет.

«Меня», – подумал Джон, чувствуя, что ему становится дурно. Он оглянулся, чтобы увидеть черный «мерседес», в котором следовали за ним телохранители. Они ему сейчас помочь не смогут.

Со странным чувством он снова входил в загородный дом семьи Вакки. Оглянулся по сторонам и понял, что ничего не изменилось. Разве он уезжал? Может быть, время прошло слишком быстро? Он поздоровался со всеми, лица их были серьезны.

– Идите, – негромко произнес затем Альберто, словно заметив, что Джон медлит. – Он ждет вас.

Итак, не осталось рук, которые можно было пожать, и ему пришлось подниматься наверх, по столетним мраморным ступеням, по коридору с высоким потолком, а сердце бешено колотилось в груди, дрожали руки, когда он подошел к двери, на которую указала ему медсестра. Тяжелая дверная ручка приятной прохладой легла в ладонь, и он нажал на нее, потому что не было другого выхода.

Комната была большой, тихой и затемненной. Хотя чувствовалось, что ее регулярно и хорошо проветривают, в воздухе витал запах дезинфицирующего средства, напоминавший о больнице. Большая кровать с подвязанным пологом стояла изголовьем к стене, примыкавшей к коридору, и занимала собой почти все пространство комнаты. С противоположной стороны располагалась стойка для капельницы, на которой висел мешочек с прозрачной жидкостью, трубка была еще развернута, рядом – металлический столик на колесиках, где лежал перевязочный материал, коробочки от медикаментов и различные приборчики. А в постели покоился почти невидимый на первый взгляд padrone. Та его часть, которая еще осталась в этом мире.

– Джон, – произнес он. – Вы пришли…

Он не спал, смотрел на него темными, глубоко запавшими глазами. Голос его был едва различим, несмотря на то что в комнате стояла абсолютная тишина. Джону пришлось подойти ближе, чтобы разобрать его слова.

– Padrone, я… – торопливо начал Джон, но умирающий перебил его:

– Присядьте хотя бы. – Палец его указал в полутьму. – Где-то там должен стоять стул.

Джон пошел туда и принес нечто, что он никогда не обозначил бы словом «стул»: кресло с подлокотниками и мягкой обивкой, с красиво вырезанной спинкой, древнее, хорошо сохранившееся и, вне всякого сомнения, стоившее целое состояние. Но, как бы там ни было, на нем можно было только сидеть.

– Я рад, что смог еще раз повидать вас, Джон, – произнес старик. – Вы хорошо выглядите. Загорели.

Джон сцепил пальцы.

– Я был на Филиппинах. Шесть недель или что-то вроде того. На судне.

– Ах да, Эдуардо что-то об этом говорил. На Филиппинах, прекрасно, но меня иногда мучает совесть, поскольку я оказал на вашу жизнь такое влияние, из-за которого на вас все это свалилось… Однако, судя по вашему виду, у вас все в порядке, я прав?

– Да, конечно. У меня… да, все в порядке. Да.

Padrone улыбнулся.

– Эта девушка, с которой вас видели в газетах… Я сказал «девушка», извините, конечно, это женщина, Патрисия де Бирс. У вас с ней что-то серьезное? Уж простите мое любопытство.