Триллион долларов. В погоне за мечтой

Примерно в конце января 1998 года одна тема стала все больше и больше занимать новостное пространство и наконец оказалась на устах у всех: сексуальные проступки американского президента. Едва тот, после долгой юридической возни, успел дать показания под присягой по тянувшемуся месяцами делу, как всплыли новые имена и сомнительные пленки, споры ужесточились. Говорили, что президент пытался заставить практикантку дать ложные показания, чтобы скрыть роман, который у них был. В то время как его противники требовали начать процесс по отстранению его от должности, президент вообще отрицал факт существования романа с указанной женщиной. Его жена говорила о заговоре правых сил, курс доллара на международных финансовых рынках падал, а финансовый кризис, приближавшийся в Юго-Восточной Азии к очередному апогею, угрожал перекинуться на Соединенные Штаты.

Джон смотрел новости по телевизору, испытывая странное чувство нереальности. В ушах еще звучал телефонный разговор с Маккейном во время путешествия по Филиппинам. Он послушал комментатора, встал, подошел к старому шкафу с документами, сделанному для Маккейна, нашел папку с надписью «Клинтон, Билл», содержащую сценарий тщательно спланированной дискредитации. Вначале было подшито краткое досье от действовавшего в скандале «Уайтуотер» особого агента, рядом с портретом которого были нацарапаны пометки рукой Маккейна: «родился в Верноне, штат Техас; отец пастор; параллельно процветающая адвокатская практика (1997: 1 миллион долларов), среди клиентов, в числе прочего, табачная индустрия». Он прочел краткое содержание соглашения, к которому американское правительство хотело вынудить табачную индустрию: производители сигарет, чтобы быть защищенными от дальнейших жалоб, за временной промежуток в 25 лет должны были выплатить 368,5 миллиарда долларов на лечение больных курильщиков. «Интересно, сколько они вообще зарабатывают? – нацарапал поверх Маккейн, и кроме того: – Клинтон хочет ужесточения, до 516 миллиардов (в устной беседе)».

Смутное предчувствие близкой беды посетило Джона.

И словно в подтверждение этого предчувствия, вскоре после того, открыв газету «Файнэншел таймс», он прочел, что Малькольм Маккейн был назначен председателем совета директоров концерна «Моррис-Кэпстоун». Об этом предприятии не было известно почти ничего, кроме того, что оно практически полностью находится во владении старинной американской предпринимательской семьи, для которой стоило изобрести определение «живут замкнуто»: не существовало даже фотографий большинства членов этой семьи. Джону пришлось спросить своих аналитиков, чтобы узнать, что «Моррис-Кэпстоун» не только имеет доли в некоторых загадочных фирмах, занимающихся генной инженерией, и фабрике, производящей ручное оружие самого разного калибра, – он является в первую очередь одним из крупнейших производителей табачных изделий в мире.

Также во владении вышеназванной американской предпринимательской семьи находилась телекомпания, которой Малькольм Маккейн дал первое интервью после ухода из «Фонтанелли энтерпрайзис». На эту тему он распространялся весьма пространно. Нет, его ни в коем случае не уволили, подчеркнул он в ответ на соответствующий вопрос; нет, он, достаточно настрадавшись от эскапад Джона Фонтанелли, последней каплей в череде которых стало подстроенное похищение в Мехико, не видел для себя иного выхода, кроме отставки.

– Представьте себе, вас похитили, – потребовал он от журналистки, – и если вам удалось освободиться, что вы станете делать? Наверняка пойдете в полицию, правда? Так поступил бы каждый. Но не Джон Фонтанелли. Он бесследно исчезает и словно чудом возникает, в целости и сохранности, на расстоянии шести тысяч миль от того места, где его похитили, в Лондоне. Вы считаете это нормальным?

Конечно, бравшая интервью журналистка не сочла это нормальным.

Он, страстно продолжал Маккейн, всеми силами пытался создать стабильное предприятие, где даже во времена глобализации миллионы людей получили надежные рабочие места.

– Фонтанелли думает, что справится с этим сам, – продолжал он. – Но он руководит концерном не более двух месяцев, а у него уже кризис по всем фронтам. Больно смотреть на это, – с горечью добавил он. Потом подробно описал кризис империи Фонтанелли, настолько подробно, что мог бы с равным успехом признаться, что у него в концерне есть свои информаторы.

– Каков ваш прогноз? – спросила журналистка. – Все эти рабочие места в опасности?

Маккейн серьезно кивнул.

– В огромной.

После этого интервью Джон вынужден был выключить телевизор. Дал указание секретариату не мешать ему в течение ближайшего часа, затем подошел к окну, чтобы целый час смотреть на сильную метель над лондонским Сити и спрашивать себя, что, черт побери, началась за игра.