Трилобит (СИ)

Прямо напротив моего дома жила старушка, которая любила время от времени глазеть в окно. По вечерам, сидя перед телевизором, я неоднократно наблюдал, как она подходила к стеклу и по нескольку минут вглядывалась в открывающийся ей ландшафт моей комнаты. Не удивлюсь, если она записывала в специальный блокнот точное время, когда я уходил из дома и приходил обратно. Сначала меня это злило, но потом я стал относиться ко всему с чувством юмора. Иногда я задергивал тюлевые занавески, и тогда с улицы нельзя было разглядеть подробности, хотя все силуэты отлично просматривались. Готовясь к убийству, я соорудил куклу, скрепив вместе футболку и брюки и запихнув внутрь одежды несколько подушек. Вместо головы сгодился старый футбольный мяч. Однажды вечером, убедившись, что старушка не маячит на своем посту, я посадил куклу в кресло перед телевизором и потихоньку вышел на улицу через черный ход, расположенный с другой стороны дома. Когда я взглянул в свое окно, завешенное тюлью, то несказанно поразился, насколько правдоподобно выглядела фигура у экрана. Безусловно, моя любопытная соседка не отличила бы ее от живого человека, прикорнувшего во время просмотра какой-либо программы.

На следующий день я пришел в кабинет Эвелин и попросил у нее двухнедельный отпуск. Она выглядела подавленной уже около месяца, а когда я заговорил о выходных, вздрогнула и пристально посмотрела мне в лицо.

- Хорошо.

В ее глазах читалась такая тоска, что я подумал, а не догадывается ли она о моем страшном намерении.

- Чем собираешься заняться?

- Хочу собраться с мыслями, обдумать все происходящее и просто отдохнуть. Но если ты против…, - пошел я в отступную, втайне надеясь, что вот сейчас она скажет, как я нужен на своем рабочем месте, и исполнение моего плана придется отложить на неопределенный срок. Однако, Эвелин только махнула рукой.

- Иди, кладоискатель, - произнесла она, - отдохни и сделай все, что задумал.

Когда я выходил из кабинета директора, то боялся обернуться, чтобы не увидеть ее грустный взгляд, устремленный на меня, и не передумать.

Целую неделю я не мог решиться. Один раз я даже вышел из дома, оставив в кресле куклу, но на середине пути вдруг развернулся и зашагал обратно. Потом, сидя перед телевизором, я целый вечер плакал. Не знаю, что меня больше расстраивало – собственная нерешительность или осознание того, что рано или поздно, но я должен довести задуманное до конца. Приняв снотворное и транквилизатор, я опять погрузился в тревожное беспамятство. Только за три дня до окончания отпуска я набрался достаточно мужества, чтобы повторить попытку. Направляясь к пустынной автостоянке, я постарался выбросить из головы все мысли и действовать чисто автоматически по разработанному плану.

Когда Эвелин вышла из клиники и направилась к своему «Мерседесу», я надвинул на голову капюшон балахона, вытащил из пакета кинжал и незаметно подкрался к ней сзади. В тени стоянки мои руки, облаченные в перчатки, казались абсолютно черными. Такая же чернота царила и в сердце. Я ненавидел себя за то, что собрался сделать, но ненависть к Эвелин была сильнее. Обхватив ее сзади за плечи одной рукой, другой я приставил острый клинок к сердцу своей подруги и… застыл, как парализованный. Вся решимость куда-то испарилась, и я почувствовал, что сейчас брошу нож и убегу прочь.

Эвелин замерла, а затем я ощутил, как ее рука легла на мою, сжимавшую клинок.

- Смелее, кладоискатель, - услышал я шепот, а затем ее рука надавила, и мне не осталось ничего другого, как вогнать кинжал по рукоятку в сердце своей подруги.

Я не позволил Эвелин упасть на грязный тротуар стоянки, а подхватил тело и аккуратно положил на находящийся рядом газон. В ее открытых глазах застыл взгляд, в котором не было ни страха, ни упрека. Наоборот, мне казалось, что я видел в нем облегчение и что-то типа понимания. Вытащив кинжал, я схватил сумочку и, бросив их в свой пакет, быстрым шагом пошел прочь. Дальнейшие действия я производил чисто автоматически. В голове стоял какой-то туман, и в памяти сохранились только обрывки воспоминаний о том, как я еду на своей машине за пределы города, как переодеваюсь в новую одежду, а старую вместе с кинжалом, нетронутой сумочкой и перчатками закапываю в лесу, как потихоньку возвращаюсь домой, разбираю куклу и сажусь на ее место, приняв таблетку снотворного.

В семь утра позвонил Джон и срывающимся голосом сообщил, что Эвелин найдена убитой на территории автопарковки. Я немедленно поспешил в клинику, где уже толкалась полиция, опрашивающая приходящих на работу сотрудников. Всю дорогу я плакал, причем слезы, текущие по моим щекам, были самые, что ни на есть искренние. Я оплакивал свою любовь, своего трилобита, которого я вновь потерял, теперь уже навсегда.