Трилогия Мёрдстоуна

Если бы не Джонни, страдавшая речевым недержанием, и Глория, твердо державшая мировой рекорд по вворачиванию в разговор имен знаменитостей (тридцать два за четыре минуты), беседы за столом не велось бы вовсе. Единственной осмысленной репликой, которую сумел выдавить из себя Филип, было «да» в ответ на вопрос, передать ли ему соль. Своего цыпленка по-нормандски он протыкал и расчленял, точно прорицатель-неумеха.

Когда под конец ужина им предложили портвейна или бренди, Минерва потребовала себе и то и другое и налила их в один бокал. Закинув руку за спинку стула, она смотрела по сторонам, но преимущественно на Бронвин Айронвод. На лице ее читалось «гори оно все огнем». Затем над сценой вспыхнул свет, и Минерва приготовилась к худшему.

Согласно святой традиции подобных мероприятий, неимоверное количество времени ушло на выступления почетных гостей, единственная функция которых состояла в том, чтобы представить следующего оратора, который представит следующего. В конце концов словесный факел все же был передан персоне, которая и вправду выступала по существу.

Поразительно, но это, по всей видимости, была дрэг-квин. Минерва осмотрела его/ее, прикрыв сперва один глаз, потом второй; но и так и этак увидела особу с лошадиным лицом в черном парике и роскошном вечернем платье. Торопливая консультация с Джонни принесла информацию, что это, оказывается, председатель жюри — Терри Парагус, завкафедрой энигматической герменевтики Кембриджа, а также ведущий мировой авторитет по каббалистическим языкам и главный редактор РВМ, ежеквартального издания, посвященного религии, воображению и магии.

Доктор Парагус проговорила несколько минут голосом, модуляции которого напоминали верхний регистр гобоя. Не считая названий четырех книг шорт-листа и имен авторов, Минерва не поняла ни слова. Утопический профессор пару раз отвечал на какую-нибудь фразу коротким фырканьем горького одобрения. Когда речь и последовавшие за ней вежливые аплодисменты подошли к концу, на сцену поднялись четыре облаченные в черное фигуры — трое мужчин и женщина — и у каждого по книге в руках. Минерва пьяно удивилась; ей на миг вдруг пришло в голову, что с ними сыграли гнусную садистскую шутку, а вот это и есть настоящие авторы шорт-листа. Но нет, оказалось, это актеры. Которые теперь принялись зачитывать избранные места из номинируемых романов, начиная с «Кровавых банкиров» Аарона Эшворта. Отрывок из «Темной энтропии» шел третьим. Голос Покета Доброчеста удавался чтецу не в пример лучше, чем Филипу (чтения которого, честно говоря, Минерва всегда немного стеснялась). Легкий, быстрый, чуть хрипловатый, а периодическая грубоватость выражений казалась абсолютно естественной, без тени заговорщической мужиковатости, в которую так часто впадал сам автор.

По окончании четвертого отрывка (из «Отражений в глазу грифона» Мелани Забрански) последовали продолжительные аплодисменты. Актеры (все — из дублерского состава Королевского шекспировского общества, так что тут удалось сберечь немножко бюджетных денег) гуськом удалились со сцены, а доктор Парагус снова взошла на трибуну и почти буднично сказала:

— И вот теперь я с огромной радостью спешу сообщить, что в этом году победителем Натвелловской премии за литературу фэнтези становится Филип Мёрдстоун с романом «Темная энтропия».

Какофония продолжилась. Рукоплескания, вопли восторга, свист и уханье стратегически размещенных клакеров «Горгоны»; пара недовольных выкриков (Минерва, нахмурясь, попыталась выяснить, откуда они доносятся); и специально написанная для такой оказии атональная мелодия, заголосившая из доселе молчавшего громкоговорителя. Луч прожектора прокатился по аудитории и остановился на их столике.

— Ну, мерзавец, встал и пошел, — шепнула улыбающаяся Минерва на ухо Филипу.

К ее удивлению, он и правда поднялся. Она прикинула расстояние до аварийного выхода.

Филип шагал к сцене, как ходят в чужом сне, а дойдя, остановился в явственном замешательстве, уставившись на костлявые коленки доктора Парагус. Через секунду-другую ей удалось привлечь его внимание к ступенькам. Он механической походкой поднялся по ним. Аплодисменты, ослабшие было, возобновились с новой силой. Филип пересек сцену и, к облегчению Минервы, сумел вложить руку в протянутую лапищу доктора Парагус.

Минерва пережила один из классически-безрадостных моментов полнейшей ясности, какие случаются, когда кошмар переключает передачи между предчувствием и событием. За миг до того как занесенный топор опустится, а ветровое стекло вдребезги разобьется. Или до того как ваш звездный клиент выставит себя безнадежным позорищем.

Конечно, она давно знала, что противоположные крайности страсти могут проявляться одним и тем же выражением лица. Кое-кто из ее любовников на вершине физического блаженства выглядел так, точно лицезрит ужасы погребения заживо. Но сейчас, озираясь по сторонам, она поняла: все дело в контексте. В ожиданиях.