Тероенза не стал вдаваться в подробности, и Хан не настаивал, решив, что острый кореллианский слух сослужит хорошую службу. Молодой человек мог держать пари, что верховный жрец чего-то недоговаривает, но едва ли имел право требовать, чтобы ему показали все ходы-выходы.
Тероенза откинулся на массивные задние ноги, махнул ручонкой в сторону выставочного зала:
— О, я понимаю так, что тебе нравится моя коллекция...
— Нравится? Не то слово! — Вот тут Хан мог говорить абсолютно искренне. — Да это же просто здорово! В жизни не видел столько сокровищ даже в музее!
— О, мой народ из долгожителей, как и наши сородичи-хатты, — благодушно сказал Тероенза. — Я собираю красивые безделушки уже сотни лет, дольше, чем ты по своей юности можешь себе вообразить, молодой человек.
— Очень хочется рассмотреть всю коллекцию, — с чувством произнес Соло. — Повнимательнее и без спешки.
— О, а мне как хочется, чтобы на нее воистину можно было любоваться! — Верховный жрец с сожалением причмокнул. — Ганар Тос — великолепный повар, за домом присматривает выше всяких похвал, но совершенно не способен ухаживать за коллекцией. Я уже не говорю о составлении каталога и содержании экспозиции. А сам я чересчур занят, у меня столько хлопот, столько хлопот...
Т’ланда-тиль развел лапками в стороны.
— О, на сегодня все, — произнес жрец. — Увидимся по твоем возвращении из полета, пилот Драйго.
— Как прикажете. — Хан поднялся и махнул телохранителю.
Вератиль проводил их до выхода.
На улице сакредот с топотом помчался по своим делам, предоставив парочку самой себе. Хан глянул на хронометр, а затем на солнце, которое стремилось на запад.
— Вечером буду гонять тебя на тренажере. Слышал, что говорит начальство? И чтобы научился обращаться с пушками!
Тогорианин насупился.
— Но до того мы немножко передохнем, — смягчился Хан. — А точнее, пойдем разыщем трапезную, где едят паломники. Пошли.
— Ссачем? — удивился Мууургх. — Пилот не хотеть еда паломник. Пилот и Мууургх ессть в сстоловый, ессть хоросшая пища, не отбросе.
Не внявший жалобе кореллианин зашагал по лесной тропинке.
— Дружище, я вовсе не собираюсь там питаться, — говорил он по дороге. — Я хочу немного кое с кем поболтать. Я так понимаю, обедают они все вместе, а значит, найти... их... будет легче.
— Их? — подозрительным эхом откликнулся телохранитель. — Ссколь много ессть их?
— Мм... ну... видишь ли...
Хан скривился и замолчал. М-да, хорошенькое начало.
— Одна, — сознался он. — Паломница 921. Та, с которой мы познакомились на фабрике. Любопытно посмотреть, как она выглядит на самом деле, при свете.
Тогорианин понятливо кивнул:
— Аххх да-а... Мууургх хорошо понимать шелание пилот.
Щеки стали такими горячими, что Хан боялся к ним прикоснуться — не обжечься бы. Хорошо еще, что телохранителю, кажется, неизвестны признаки человеческого смущения.
Дружище Мууургх, знаешь что? — Соло торопливо сменил тему. — Еще и года не прошло, как ты выучил общегалактический, а и не подумаешь. Говоришь ты прилично. Но вот с местоимениями и падежами — просто беда. Мне как-то не приходило в голову изображать школьного учителя, но...
Они неторопливо шли по дорожке, а Хан добросовестно вспоминал правила грамматики, касающиеся хотя бы местоимений.
В трапезной толкался народ. Хан в сопровождении телохранителя бродил по просторному залу и мучился вопросом, сумеет ли он узнать свою новую знакомую без инфракрасных очков. Волосы девушки скрывал бесформенный колпак, и пилот понятия не имел, какого они цвета.
Обед заканчивался, а он все еще не отыскал 921-ю. Может, ее гут и вовсе нет? Может, она ест в другую смену? Но вроде бы все гуманоиды обедали вместе.
Да вот она... точно она! Хан не мог объяснить, откуда взялась уверенность, — но девушка как будто повесила на шею табличку «Паломница 921».
А она выше ростом, чем он думал, и стройнее. Хотя обычно такое состояние называется истощением. Скулы девушки чересчур выпирали, глаза на болезненно бледном лице казались огромными.
Но, тощая или нет, она все равно была прекрасна. Не красива в классическом смысле: подбородок слишком тяжелый и квадратный, нос слишком длинный. Но прекрасна... о да.
Глаза 921-й были сине-зеленые, опушенные длинными темными ресницами. Из-под колпака выбивались короткие прядки золотисто-рыжих кудрей цвета кореллианского заката.
В трапезной стояла тишина: уставшие после долгого рабочего дня паломники говорили мало в предвкушении Возрадования. Но сидели все вместе, толпой.
И только 921 -я ела в одиночестве.
Хан видел, как она возит ложкой по миске, но не стал порицать девушку; он лишь взглянул на неаппетитную кашу-размазню, вялую зелень и кусок черствой лепешки, как взбунтовался желудок. Еда даже пахла отвратительно. Если без обиняков, она воняла так, будто испортилась еще вчера. Морща нос, Хан отодвинул стул и уселся напротив паломницы, походя отметив, что Мууургх подпер стенку неподалеку, не спуская внимательных глаз со своего подопечного.