Предпочитаю передвинуться немного за кровать, когда от последней мысли начинает шевелиться в штанах. Сейчас увидит — смеяться начнёт. «Неудачник» запал…
Бастиан, впрочем, полностью увлечён собой. Натягивает плавки, длинные льняные шорты с кучей карманов, светлую футболку — мальчишка как мальчишка. Подходит к туалетному столику, цепляет на пояс жезл. Вот теперь — господин. Пытаюсь отвести взгляд, но поздно.
Господин как раз берёт в руки ошейник и подходит ко мне. Подносит к шее. Пальцы легко проходятся по коже. Мягкие, хотя, конечно, ситуация не может не напрягать. Смыкаются за спиной. Он так близко, что чувствую запах его шампуня — с какой-то смолой, сладковато-горький… В десятки раз более притягательный, чем все запахи в этом проклятом мире.
Ошейник смыкается сзади на шее. Бастиан, похоже, пытается нащупать замок.
— Вам помочь? — спрашиваю и в собственном голосе слышу лёгкую хрипотцу. Сердце бьётся слишком сильно, даже для того, чтобы можно было это страхом оправдать.
Господин странно смотрит на меня. Не могу его взгляд прочитать.
— Я сам, — как-то глухо отвечает он. Мягкие пальцы долго ковыряются под моими волосами, то и дело задевая шею, пока та, склонённая перед ним, не начинает ныть. — Так не туго? — спрашивает он.
Поднимаю глаза. Вот что я могу сказать? Будет знать, что не туго — захочется ещё затянуть. Скажу, что туго… не хочется врать. К тому же слишком свободный ошейник будет натирать, когда он станет поводок туда-сюда рвать.
— Если можно, ещё на одну.
Кивает, и всё начинается по новой. Наконец справляется с застёжкой и цепляет поводок. Закрываю глаза на миг. Не могу привыкнуть. Как к животному. Лучше не думать, что в тебе есть что-то человеческое, чтобы не чувствовать этот диссонанс.
Убирает руки, напоследок проводит кончиками пальцев по подбородку, так что по телу пробегает дрожь.
— С бархатной подложкой не мог взять? — спрашивает вполголоса, создавая этой тональностью странную интимность. Его руки всё ещё лежат на моих плечах, лицо совсем рядом с моим, и длинные волосы касаются моего запрокинутого лица.
— Простите, господин… — просто нет никаких мыслей, как ещё передать недоумение по поводу того, что он говорит.
— Ну, как для игр. Тут что, таких нет?
Молчу. Откуда же я знал, в какие ты игры собираешься играть?
Марк
Пытаюсь напомнить себе, что ошейник — это унизительно, а Ксавьеру неудобно стоять на коленях полчаса, пока я ковыряюсь с замком.
Не помогает.
Он слишком близко, и я чувствую запах собственного шампуня на нём. И ещё что-то — его собственный аромат уже примешивается к нему. Касаюсь кожи, и пальцы дрожат. Конечно же, не могу проклятую пряжку застегнуть.
А когда вижу дело своих рук, просто схожу с ума. С этой чёрной футболкой… кончики ключиц чуть виднеются в вырезе. И ошейник пересекает светлую кожу.
Мой. Ощущаю это необыкновенно остро и сглатываю. Чуть тяну за поводок. Непривычно будет им управлять. У нас даже для собак давно уже силовые поводки — удлиняются и укорачиваются на ту длину, на которую хозяин решит.
Конечно же, здесь такой бы не подошёл. Им же важно не управлять, а показать власть. Видеть, как другие на коленях стоят. В другое время порассуждал бы о том, как вышло, что эти люди, у которых все инстинкты оголены, освоили столько технологий, неизвестных нам? Полностью обустроили свой мир. Чувствую, в этом диссонансе зарыт какой-то подвох. Но сейчас абсолютно не до того. Ксавьер на коленях передо мной, и у меня в руках поводок.
Невольно провожу языком по губам. Чуть отстраняется, натягивая поводок. Не знаю, что он сейчас подумал, но боюсь, что попал в точку — хочу раздеть его прямо тут и уложить на кровать. Или… приказать наклониться и мне ноги лизать. Как вчера. Долго ещё не забуду этот кайф.
Член опять предательски напрягается в штанах, и я начинаю подозревать, что Иза будет нас ждать до утра.
— Если станет неудобно — сразу говори. Или если… дёрну как-то не так.
Ксавьер
Киваю, хотя понимаю, что это — просто слова, и лучше молчать. Многие любят развлекаться так. Мол: «Нравится, да?» — и по заднице плетью.
От этих мыслей начинаю краснеть.
Пошли они все. Тем более, что хозяин как раз тянет поводок вверх. Приноравливается и направляется к двери. Уже в коридоре, у самой лестницы, оглядывается на меня и твёрдо говорит:
— И ещё. Я не хочу, чтобы ты стоял на коленях перед кем-нибудь, кроме меня.
— Да, господин.
— Нет, не «да», — разворачивается ко мне и подходит вплотную. Стискивает поводок в руках, и в глазах его горит непривычный угрожающий огонёк. Но это пламя ровное, оно даже успокаивает меня — хотя сам не могу понять почему. — Это приказ. Я не говорю: ты можешь не вставать перед ними на колени. Я запрещаю тебе. Ты понял меня?
Сглатываю и киваю.
— Слушаюсь… господин.
— Бастиан, — тихо прерывает он. — Они все — господа. Я — Бастиан для тебя. Не смей равнять меня и других. Настоящий господин — только я.
Киваю. Чувствую, как пересохло в горле от этого странного тона.
— Да, гос… Бастиан.